Очень полезная книга - Федотова Юлия

Тем более что поднос недолго у них оставался. На второй, а может, пятый день пира уволок его кто-то, повешения и потрошения не убоявшись. Спасибо еще, на сандалии вор не позарился! Вот это действительно было бы досадно! А золото — да ну его к богам, легко пришло, легко ушло, стоит ли поднимать шум? Так и не сказали никому о потере, и не узнали никогда, какой избежали беды. Ведь по хейзинским законам, вольная или невольная утрата королевского дара трактовалась как неуважение к короне и каралась соответственно.

— Столько хлопот из-за такой дряни! — критически разглядывал трофей Иван, когда глаза его вновь научились фокусироваться на предмете. — Язычество какое-то! Они же того и гляди развалятся. И воняет от них. Божественные ноги до сих пор не выветрились, что ли? Вы понюхайте только! — По доброте душевной он сунул сандалию прямо под нос Влеку, бессильно лежащему на тюфячке, и несчастного тут же стошнило. Ведь был он тохчинирским снурлом, а не русским человеком, которому здорово все, что для других — смерть.

Кьетт Краввер, прошедший пять фронтов, был крепче. Мужественно обнюхал сандалию и возразил:

— Какие ноги? Простая подвальная плесень и старая кожа. Но вообще я согласен с тобой, магический артефакт мог бы выглядеть более эстетично. То ли дело — Священный Кристалл!

—  Глупцы видят внешнее, лишь истинно мудрым открывается суть вещей!

Голос был старческим, скрипучим и звучал ниоткуда. А может, и не звучал вовсе, а родился прямо у них в умах.

— Ой! — вскрикнул Влек. — Вы это слышали? Или мне снова кажетсяспьяну? — В последние страшные дни чего ему только не мерещилось! То огнеглазые призрачные псы гонялись за ним по мрачным подземельям, норовя вцепиться в штанину, то принцесса Висса приглашала на свадьбу в роли посаженого отца, то он вил для нее, принцессы, гнездо из прошлогодней соломы и мотков прекрасного шелка, то змей Игизар предлагал спеть хором про любовь, и он пел… Теперь вот еще голоса начались! Ой! А вдруг не в пьянстве дело? Вдруг это последствия встречи с Дикой Охотой, и он сошел-таки с ума, как многие до него, только безумие не сразу проявилось? Ужас, ужас!

— Слышали, слышали, не хуже тебя, — успокоил Кьетт. — Не переживай. С ума поодиночке сходят, и каждый по-своему. Все вместе только холерой болеют или сыпняком.

Иван хихикнул. Где-то он что-то похожее уже слышал!

—  Смех без причины — призрак дурачины! — злорадно выдал таинственный голос и снова был услышан всеми.

— Почтеннейший, не соблаговолите ли вы ответить нам, несведущим чужеземцам, кто вы и что вы и где именно находитесь, потому что мы не в состоянии вас узреть?! — выдал Кьетт, что-то подсказывало ему, что с таинственным невидимкой следует объясняться именно в таком высокопарном стиле. И он не ошибся.

—  Учтиво, учтиво! — признал голос, теперь он звучал более благосклонно. — Неплохо сказано, молодой нолькр. Что ж, отвечу вам, чужеземцы. Я — дух Божественных Сандалий.

— О! — сказал Кьетт. — О! — Ему показалось, так будет вежливее всего. Вроде бы не ошарашен он, а восхищен. Жаль, что не все его спутники были такими дипломатами.

— Никогда бы не подумал, что у старых тапок может быть свой дух! Читал я про говорящие мечи и котелки, на худой конец, но чтобы сандалии так себя вели! Удивительно! — фыркнул Иван, за что и был обруган «редким невежей, каковому в приличном обществе не место». Под «приличным обществом» дух, видимо, понимал себя.

А нолькр удивился в свою очередь:

— Мечи — да, это распространенное явление, я сам разговаривал с одним (редкий был зануда, к слову, ничто его не интересовало, кроме свежей крови). Но откуда ты взял про котелки?

— Из японских сказок. Есть такая восточная страна, у них там котелки-оборотни всегда превращаются в барсуков, причем и те и другие разговаривают.

—  Странная фантазия! — осудил голос. — Зачем благородному вещественному духу превращаться в дикое животное? Абсурд и нелепица!

Ну с этим Иван поспорил бы! Для него вопрос стоял иначе: зачем приличному животному превращаться в дурацкую кухонную посудину? Но Кьетт ткнул его в бок кулаком, и он решил промолчать, не обострять и без того не простые отношения с маниту— именно так воспринял словосочетание «вещественный дух» его внутренний переводчик. Насколько же верна была подобная трактовка — не нам, профанам, судить.