Очень полезная книга - Федотова Юлия

— Почему? — переспросил Иван машинально, хотя и сам мог бы назвать тому миллион причин.

— Да надо бы ее как-то приодеть. Что же она у нас таким пугалом ходит — голая, босая! Нехорошо!

Он возмущения Иван даже руками всплеснул — ну точно как бабушка Лиза из Саратова.

— Нет! Вы его только послушайте! Самим жрать нечего, пить нечего, обувь трет, куртка не греет, жизненных перспектив никаких — а он беспокоится, как бы ему чужую покойницу нарядить! Навязалась на наши головы, так еще заботься о ней!

— Все-таки интересный ты человек, — очень добродушно, без всякого осуждения отметил нолькр. — Пока мертвая висела — носился с ней, как с родной. Стоило ей самую малость ожить — глядеть в ее сторону не хочешь! Вот она — некромантская повадка!

— Некромантия тут ни при чем! Мертвая она меня не домогалась!

— Сам захотел снять, никто тебя под руку не толкал! — хихикнул Кьетт бессовестно. — Теперь пожинай плоды своего нездорового некромантского интереса к удавленницам.

— Нет, я сегодня точно кого-то убью! — взвыл Иван, и Кьетт ускакал вбок, на безопасное расстояние, сделал ему козью морду. Тот еще характер был у нолькра, не то по молодости лет, не то от природы!

На втором часу совместного пути дорога сделала еще один крутой поворот, обогнув молодую дубраву, и взорам путников открылась довольно живописная низина, с недавним каменистым безобразием ничего общего не имеющая. Горы высились вдали, вершины их таяли в осенней дымке. Меж облетевших дерев и пожелтевших зарослей тростника петляла речка. Потянулась цепь небольших полей, черных — свежевспаханных — и ярко-зеленых, засеянных озимой рожью.

Конечно, ни Иван, ни Кьетт определять культуру по виду ее всходов не умели. Это уж им лоскотуха подсказала: на минуту отвлеклась от дум о любви и вздохнула ностальгически:

— Рясно нынче рожь взошла… Хорошо! С хлебушком будем, — а потом вспомнила и захихикала злорадно: — Хи-хи! А мне теперича и хлебушко не нужен, не нужен! — и предложила спутникам: — Айда посевы травить-топтать! То-то веселье будет!

— Еще не хватало! — возмутился Кьетт. — Кто-то сеял, старался, а ты погубить хочешь! Смотри, как бы Иван тебя за такие дела совсем не разлюбил!

Лоскотуха скуксилась:

— Неужто и впрямь разлюбит?

— Разлюблю! — прорычал Иван. — Что за вредительство! Чем тебе их посевы помешали?

— А почто они меня на дубу повесили? Вот и пусть с голодухи пропадают, так и надо извергам!

Пожалуй, был в ее словах определенный резон, поэтому Иван продолжать полемику не стал. А Кьетт вдруг разволновался:

— Значит, ты из этих мест родом?

— Знамо дело, — согласилась Мила. — Тутошние мы, подгорные. Во-он тамочки, за рощей, село наше лежит!.. — и загоревала: — А домок-то мой, не иначе, пожгли теперь, со всей утварью да припасами! Как жить? Как жить?

— Болото себе искать, — посоветовал нолькр мрачно. — Лоскотухам по природе положено в болоте жить. И знаешь что! Ты давай-ка на дороге не маячь, пока не заметил кто. В рощу ступай и сиди там смирно до темноты. После нас найдешь.

Красивые голубые глаза Милы наполнились слезами.

— Да как же я без любимого-то буду до самой ночи?!

Но нолькр на этот раз был настроен сурово — куда только подевалась его насмешливость и беспечность.

— Тебе мало повешения было? Хочешь, чтобы они тебя еще и на костре спалили? С любимым на пару! Кыш в рощу, кому сказано! И чтобы носа не высовывала! Ну?! Ты еще здесь?!

Сверкая босыми пятками, низко пригибаясь к земле, как под обстрелом, Мила бросилась бежать и скоро скрылась меж деревьев.

Но предосторожность оказалась запоздалой.

Очень скоро, за следующим поворотом, показалось село — почерневшие от времени и непогоды срубы под четырехскатными тростниковыми крышами. Стены построек были низкими, крыши, наоборот, высокими и издали напоминали колпаки, глубоко надвинутые на лоб. Сходство увеличивали глаза-окошки, расположенные симметрично по обе стороны «носа» — двери с навесом. Крылечки казались высунутыми языками. Рядом с домами теснились хозяйственные постройки, за ними лежали огороды, по-хозяйски перекопанные в зиму, только огромные капустные головы еще возвышались кое-где. Заборов меж домами не было, лишь низкая — от скотины — изгородь опоясывала село по периметру. А по внешнюю ее сторону на отшибе чернело пятно недавнего пожарища. Видно, тут Мила до своего повешения и обитала.