Таня Гроттер и пенсне Ноя - Емец Дмитрий

– Что с тобой? – Мама кинулась к нему.

– Там, там! Нет, не смотри! – охнул Бульон.

Придерживая очки, мама заглянула в тарелку.

– Я всегда говорила: оставлять яичные желтки – это признак болезни.

Бульонов с ужасом посмотрел в тарелку и убедился, что мама права. Да, всего лишь желтки. Он вытер со лба пот. Принять желтки за глаза – это уже диагноз. Пока Генка терзался, мама приблизилась к нему и доведенным до автоматизма движением гладиатора, вонзающего в противника короткий меч, вставила ему под мышку стеклянный столбик градусника.

– Ужасно! 36 и 9! – сказала она пару минут спустя.

– Это же нормально.

– Что ты понимаешь! Такая температура бывает у туберкулезников! Неделю назад ты как-то странно кашлял во сне. Я подумала, что ты просто поперхнулся. Теперь же я вижу, что не все так просто. Завтра же сдаем анализы! А теперь иди к себе и делай уроки!.. Гулять вечером не будешь. И чтобы в девять ноль-ноль был в кровати.

– НЕ-Е-ЕТ! – закричал Генка.

– Не «нет», а «да». Нервные припадки и упрямство – первые симптомы шизофрении. А шизофрения, отягченная туберкулезом, протекает всегда в тяжелой форме, – озабоченно сказала мама и уселась перелистывать медицинскую энциклопедию, украшенную цветными фотографиями всевозможных трофических язв и гангрен.

Генка бросился к себе в комнату и торопливо захлопнул дверь. Постепенно успокоившись, он сел за стол и, собираясь готовиться к экзаменам, открыл учебник по истории. Но не успел Бульон прочитать и десяти строк, как услышал за спиной странный звук.

Генка обернулся и похолодел. От двери к нему направлялся стул на человеческих ногах. Ноги были мужские, страшные, с желтыми ногтями, похожими на выпуклый панцирь черепахи. Увидев, что Бульонов его разглядывает, стул на человеческих ногах подпрыгнул и игриво лягнул его в голень.

Бульонов упал на паркет и торопливо пополз на животе к двери. Он уже даже не кричал, понимая, что это бесполезно. Четвероногий стул забегал сбоку и, подскакивая, предпринимал попытки отрезать целеустремленно ползущего Бульона от двери.

Внезапно новое препятствие преградило Генке путь. На паркете пузырилась лужа крови, посреди которой лежал страшный заржавленный кинжал и билось алое сердце. Генка медленно встал. Во рту у него моментально стало суше, чем в пустыне Сахара. Его собственное сердце едва не выскакивало из груди. Попятившись, он схватился за дверную ручку, видя в ней главное свое спасение. Но дверная ручка вдруг ускользнула от него и пожала ему ладонь. Генка ощутил легкое покалывание и холод, одновременно понимая, что ручка уже не ручка, а отрубленная рука с холодными мокрыми пальцами.

На стене появился узкий тонкогубый рот.

– Бульонов? – хрипло поинтересовался он.

– Д-да.

– Геннадий?

– Ге-ге… – заикающийся Бульонов подтвердил и это.

– Господин Ге-Ге? Вы-то нам и нужны! У меня к вам секретная миска! – сказал рот и вдруг захохотал непередаваемым смехом, напоминающим ржание целого конского табуна.

– Не миска, дырявая башка! Миссия! – раздраженно подсказал стул на человеческих ногах.

Торчащая из двери кисть погрозила стулу пальцем. Некоторое время стул, рот и кисть вяло переругивались, а сердце на полу подпрыгивало в кровавой луже, как выброшенная на берег рыба.

– В общем, собирайся, Ге-Ге! Нам приказано доставить тебя кое-куда! – заявил наконец рот.

– Куда? Я никуда не пойду! – заупрямился Бульонов, которому мерещился уже тернистый путь в загробный мир.

– А ты никуда и не пойдешь! Ты полетишь! – вкрадчиво заверил его рот на стене.

– Куда?

– Как куда? В Тибидохс! Разве ты не получил письмо?

– Нет, – сказал Генка. Он так дрожал, что ему сложно было не поверить.

Стул с ногами и рот пришли в некоторое замешательство. Вскоре к ним присоединилась и кисть.

Комната заволоклась молочным, с серебристой искрой туманом. Когда туман рассеялся, посреди комнаты обнаружились поручик Ржевский и Безглазый Ужас, уже вернувшие свои ноги, руки и рты. Ржевский был в парадном пехотном мундире с полной коллекцией ножей в спине. Безглазый же Ужас был облачен в темный походный плащ. Когда плащ распахивался, под ним мелькала окровавленная рубашка. Свою кошмарную голову призрак то вертел в руках, то приставлял на прежнее место и принимался бряцать кандалами (пара № 4, приберегаемая исключительно для торжественных случаев).

– Ты точно не получал письма? – спросил Ужас.

Генка замотал головой.

– В таком случае миль пардон, – прищелкнул каблуками поручик. – А то я и смотрю, что реагируешь ты как-то не так. Сухо реагируешь, без огонька! Не люблю работать на такую тухлую публику.

– Ржевский, хватит болтать! Ты там сердце забыл… Убери за собой мусор! – велел ему Ужас.

– Ни за что! Белые офицеры не шестерят! – гордо сказал поручик. – Еще один такой наглый приказ, и мы будем стреляться через платок! Где мои пистолеты? Ага, вот!

Миг – и в руках у поручика оказался обитый бархатом ящик с парой старинных дуэльных пистолетов. Осмотрев их, Ржевский остался недоволен и, отбросив, тотчас извлек из воздуха пару «маузеров».

– До последнего патрона! Если никого не ранит – переходим на гаубицы! Не одному же Валялкину Пупперов грохать, мне тоже охота!.. Ну-ка! – заявил он и щелкнул пальцами.

В тот же миг воздух заполнился крохотными мальчиками на метлах. Их было несколько дюжин. Они пикировали на Ржевского, забрасывая его драконбольными мечами, он же с увлечением палил в них из двух «маузеров». Бой продолжался с минуту и закончился без особых потерь.

– РЖЕВСКИЙ, ХВАТИТ! – повысил голос Ужас. – А ты, юноша, собирай вещи. Больше одного рюкзака брать не советую. Носильщиков у тебя не будет. В истории Тибидохса известно немало случаев, когда ученик отправлялся на дно под тяжестью багажа. Не далее как двадцать лет назад одна девица решила взять с собой швейную машину и, так как в руках у нее были какие-то свертки, имела глупость привязать ее веревкой к ноге… Финал был прискорбным.

– А как же Пипа? Про ее чемоданы говорит весь Тибидохс! – встрял поручик.

– Ну, это уже другое! Она летела не одна… К тому же Поклеп прекрасно разбирается в полетных амулетах! – недовольно заявил Ужас. – Ржевский, кажется, я ясно сказал: убери мусор!..

– Разве это мусор? Это просто наглое вульгарное хамство – называть мое страдающее сердце мусором! – обиделся поручик.

Все же он быстренько вытер кровавую лужу, а сердце, небрежно подув на него и смахнув пыль, вставил в грудь.

– Как будто я весь в сборе. Или нет? – задумчиво спросил он сам себя. – Ага, еще маленькая деталь! Не воткнешь мне в спину кинжальчик? Надо, чтобы все было красиво! – сказал он, со смехом обращаясь к Бульонову.

Это была старая, заплесневевшая шутка Ржевского, которую он регулярно повторял с каждым новеньким в Тибидохсе. Но для Генки-то она была в новость, и он в ужасе отшатнулся от кинжала. Ржевский снова захохотал. Стекла в рамах подобострастно задребезжали.

– Мама услышит, – машинально произнес Бульонов. Последнюю минуту он лихорадочно пытался сообразить, кого же он все-таки боится больше: тибидохских призраков или мамы. Выходило, что все-таки мамы.

– Не услышит! Выстрелов же не услышала! Пундус храпундус не дает осечек! Равно как и перстень Медузии. До утра твоя мама будет спать без кошмаров и сновидений, а когда проснется, купидон принесет ей письмо от Сарданапала. Она прочитает его и успокоится, – заверил его поручик Ржевский.

– Ага! Как бы не так! Она сразу побежит с письмом в милицию, в ФСБ, куда угодно. Она поднимет на уши всех! – заявил Генка. Но, даже предполагая худшее, он не забывал быстро забивать рюкзак самыми необходимыми вещами.

– Не думаю, – бряцая кандалами, сказал Безглазый Ужас. – Поверь, ты не первый, кого забирают в Тибидохс, и всегда дело обходилось без скандалов. Письмо Сарданапала способно успокоить даже осиный рой. Даже бенгальского тигра в момент прыжка. И вовсе не потому, что там такой уж чудесный стиль. Сомневаюсь даже, что там больше двух-трех строк. Но академик использует особые чернила на крокодиловых слезах, дважды прогнанных через самогонный аппарат гномов. А они способны вызвать прилив оптимизма даже у Мертвой царевны и ослика Иа.

– Но не у моей мамы. Когда ученые делали атомную бомбу, то вначале получилась моя мама. Это не я придумал. Это ее любимая шутка, – убито сказал Генка.

Поручик Ржевский ободряюще похлопал его по плечу. От прикосновения руки призрака Генка ощутил покалывание.

– Расслабься, дитя мое! Твоя мама кое-что забыла. Вначале получился я, так что можешь на меня положиться… А теперь за дело! Сарданапал велел провести тебя через Грааль Гардарику и доставить в Тибидохс на темное отделение. Насколько я понял, тебя подселяют к Жоре Жикину.

– Жикин – это кто? – с ужасом спросил Бульонов. После отрубленных рук и сердец в луже крови он ожидал чего угодно.