Самая срочная служба - Серегин Михаил Георгиевич

Теперь ему было не просто интересно. Он не поймал себя на мысли, что завелся, когда заводятся, себя не контролируют, а остановить некому. Стоять у стены ему стало просто невмоготу. Почему он должен тут кого-то охранять? Вот еще делов-то! Что с того, что он подойдет к ней и заговорит? Тем более он в парадке, а не в грязной одежде. Задумавшись, Витек понюхал собственные руки. Не, ничего, нормально. Вроде ничем не пахнут. Это он имел в виду навоз, потому как после трех дней все это дерьмо основательно должно было бы впитаться в кожу. Но, благодаря куску хозяйственного мыла и парадке, которая была вычищена и наглажена и никак не могла пропахнуть ничем отвратительным, он надеялся сойти за чистюлю.

Как ее зовут? Маша? Даша? А может быть, Катя? Снова свет упал на нее. Коротко стриженные белые завитые волосы. На голове праздничный культурный беспорядок большого объема. В следующий раз он посмотрел на ноги. Ровные. Почему она не танцует? И все болтает с подружкой, черненькой, только поменьше. Эта подошла бы Валетову. А он бы согласился. Он такой. И тут же диджей объявил:

– Ребята, «медляк».

По залу поплыло что-то англоязычное.

Лейтенант Кобзев с ужасом увидел, как один из его парней вышел из повиновения и пошел сквозь толпу, высвечивая свое местоположение фуражкой.

– Е-мое, начинается, – спохватился старший лейтенант и начал пробираться солдату наперерез, не забыв приказать Казаряну держать всех в стойле.

Резина приближался к девушке, тем более что танцующие разбились на пары и теперь пробираться между ними было намного легче. Он старался не упускать ее из вида, насколько позволяли тускло моргающие фонарики, и надеялся, что никто не перехватит девушку.

На одной половине зала расположились «болотные», а на другой – «дырявые». Между ними существовала незримая граница, и сейчас Резинкин оказался на половине местных. Соответственно, и девушка была местная.

Его продвижение вперед прервал какой-то типок, выросший перед двумя подружками и что-то там мямлящий. Резина прибавил газу и буквально врезался в пацана, оттолкнув его плечом.

– Фрейлина, разрешите пригласить вас на вальс, – обратился он к белокурым локонам, и она, надо сказать, с радостью откликнулась на его предложение.

Приобнял герлу за талию – класс! Они расчистили себе небольшой пятачок и начали медленно переминаться с ноги на ногу. Резинкин балдел. Духи, ощущение нежной одежды и мягкого девичьего тела под ним. И тут бац – подходит товарищ старший лейтенант, дери его ногу коза. Но что это? Он не кричит и не вопит. Неужели это старший лейтенант Кобзев?

Командир взвода наклонился к уху замершего на месте вместе с девушкой Резинкина и прошептал:

– Закончишь – не забудь вернуться к службе.

– Хорошо, – согласился тихо Витя, и старший лейтенант отвалил.

Они продолжили танцы-шманцы-обжиманцы.

– Меня зовут Виктор, – первым представился рядовой.

– А я Женя, – прошептала она, тихо двигаясь в такт музыки.

Резинкин молил про себя, чтобы эта мелодия никогда не смолкла. Он сунул нос в ее белые кудряшки и втянул едва уловимый запах духов. Пахло сиренью.

– А почему остальные ваши не танцуют? Вас от училища сюда привели?

– Не могут.

А потом у Резинкина мелькнула мысля похлеще.

– Да не, они все уроды, – начал нашептывать он ей на ухо, – боятся девчонок до ужаса. Все, что могут, – это ходить строем и песни орать.

Она тихонько хихикала.

– Да, солдаты – все дубы.

– Нет, – не согласился Резинкин, даже немного отпрянув от нее, – не все. Точнее, вообще дубов среди солдат нету. Дубы – одни офицеры. Ну, сама подумай, они всю жизнь служат. А мы-то че? Мы простые люди, простые мужики.

Он приобнял ее покрепче, так, что она ойкнула и уперлась ладошками в его грудь:

– Не надо так сильно.

– Хорошо, хорошо.

Ослабив хватку, Витек продолжал кружить девчоночку на месте.

– В армии тяжело служить?

Тут Резинкин распушил перья.

– Ну что ты, нормально, обычная мужская работа. Ничего особенного. Че тут тяжелого-то. Ну, поначалу, конечно, сложно, а потом... Потом ко всему привыкаешь.

Раздумывая над этим «потом», Витек вспомнил, а точнее, снял с полочки в мозгу карточку с отметками прослуженных дней и обнаружил, что их наберется-то всего-навсего на четыре с половиной месяца. И это начало, о котором он тут втирал Жене, для него еще и не закончилось. Ну, разве будет он сейчас о таких мелочах распространяться?