Самая срочная служба - Серегин Михаил Георгиевич

Вся солдатская колонна почему-то не желала проходить вперед. Казарян, поскольку шел первым, встал в метре от дерущейся, колышущейся кучи и бормотал:

– Че, я придурок, что ль?

Тут его зацепили и дернули внутрь свалки. Поскольку дед был не из хилых, он успел оттолкнуть кого-то. Схватил чью-то руку и вывернул кисть. Покалеченный взвыл. Его вопль повлек весьма страшные последствия.

– Солдаты охренели, – выл он, – мне вывернули руку!

Поскольку ни «болотные», ни «дырявые» не могли знать, кому принадлежит этот крик, обе стороны восприняли это как сигнал к атаке на солдат.

Куча из «дырявых» и «болотных» быстренько рассосалась, в стороны начали отползать раненые. За некоторыми тянулся пугающий кровавый след, а у стен их встречали сестры милосердия в мини-юбках и окружали заботой и любовью.

Против неполных тридцати человек выстраивалась шеренга, раза в три превосходящая по своей численности.

– Что будет! Что будет! – Кобзев метался на заднем плане, не зная, что делать.

Пистолета в кобуре не было. Остановить это он никак не мог. Надвигающееся побоище, еще не начавшись, пугало его своими масштабами.

«Все, химиков сомнут», – размышлял он, бегая вдоль стеночки и поглядывая на Лену, которая, бледная, словно скатерть на свадебном столе, стояла и глядела на два ряда парней, один из которых был пестрый, в джинсах, рубашках, а другой преимущественно в зеленом.

Две кучи тяжело дышали – разогрев перед битвой. Местные и приезжие были готовы растерзать солдатню. Диджей наконец проснулся и выключил этот долбаный медляк, который был сейчас совсем не по теме.

Один здоровый, со стороны местных, тот самый, с жвачкой, только теперь у него губы так распухли, что несколько дней гарантированно проведет на жиденьком, поднял свою руку вверх и показал указательным пальцем на диджея:

– Слушай, поставь рок-н-ролл, сейчас весело будет.

Кобзев подбежал к Синицыной:

– Милицию надо. Где у вас милиция? Вы что, такое мероприятие – ментов вообще нет. У них должно быть оружие.

– Есть, почему нет милиции, – вспомнила она, – cейчас позову. Я сказала, чтобы сюда прислали наряд.

– И где этот наряд?

Она выбежала в вестибюль мимо Валетова, который не спешил встать в стену и как бы караулил вход, в то время как его товарищи собирались, судя по всему, лечь костьми – отступать-то некуда.

И тут Кобзев, глядя на хилый рядок химиков, вспомнил, что он не видит одного, всего-навсего одного солдата. Подбежал быстро к Валетову и взял его за грудки:

– Где ваш этот, здоровый, Простаков?

Искра понимания мелькнула в сметливых глазках Валетова.

– Бегу, бегу, товарищ старший лейтенант. Надо Петруся выдернуть, пока он еще здесь. На машине-то быстрее.

– Давай.

Шеренги сходились в полном молчании. Как только Валетов подбежал и повис на Петрушевском, Кобзев выключил свет. Раздались крики, удары, топот ног, брань, визги девчонок, ломанувшихся к выходу, которые понимали, что дело приобретает просто-таки ужасный оборот.

Раздался крик Синицыной:

– Наряд бежал, ментов нету!!!

«Весело, – думал Кобзев, сидя в вестибюле и слушая, как бьются две неравные кучи. – Ментов нету».

С химиками было бы все закончено через пять минут, если бы он не выключил свет.

«Теперь пускай попробуют разобраться, кто где. Надо бы отозвать своих, – думал он, – пусть месятся в полной темноте». Найдя щиток, он вырубил свет во всем клубе. Так надежнее.

Резинкин, оказавшись в эпицентре бойни и получив несколько ударов по голове и в грудь, озверел и начал отвечать направо-налево всем, кто бил его. Он махал руками в темноте, наконец зацепился за какого-то урода и стал ему наваливать кулаком по спине. Бил он со всей силой, и тут ему в нос ударил запах дорогого одеколона, который он ненавидел. Опомнившись, понял, что лупит старшего сержанта Казаряна. С наслаждением он еще ударил пару раз, после чего переключился на кого-то, кто пнул его, и очень больно, ногой в бедро. Он не мог упустить такой возможности навалять, хоть и по-тихому, дедушке, который был покрепче его.

Вбежав обратно в зал дискотеки, лейтенант услышал, как в районе диджея падает оборудование и со звоном бьется стекло.

– Да, больше сюда, в Чернодырье, ни одни музыканты не приедут!

Подхватив первого попавшегося под руки, Кобзев вытащил его в вестибюль. Это оказался кто-то из местных.

– Хорош, – нравоучительно возвестил старший лейтенант и, собравшись с духом, вломил этому пареньку кулаком промеж глаз так, что тот рухнул. Это был первый по-настоящему мужской удар в жизни старшего лейтенанта, и, надо сказать, ему понравилось. Нет, не бить человека, а то, какой это эффект производит.