Самая срочная служба - Серегин Михаил Георгиевич

– Да че ты поймал? Этим пять человек накормишь, а нас тридцать. Но ты не расстраивайся, в скорости нажремся.

– Отчего это у тебя такая уверенность?

– Есть такая.

Петро пошел к Мудрецкому. Леха смекнул, что здесь произошли за время их отсутствия какие-то события, которые должны были определить, как будет происходить их дальнейшая тренировка на выживание. Мудрецкий качал головой одобрительно и тоже косился в сторону Холодца, сидящего отдельно у костерка и охраняющего свои мешки со жратвой и рацию.

Через двадцать пятые руки выяснилось, что, оказывается, Холодец сообщил комбату, что солдаты украли из деревни корову и пьют молоко. Хотя он же сам, сволочь, этим же молоком тоже себе брюхо заливал, только не за бесплатно, а за консервы. Может, ему обидно стало?

Теперь по приказу комбата, который передал майор Холодец в устной форме лейтенанту, корова должна была вернуться обратно в деревню. Надо ли говорить, что такой приказ вызвал уныние в рядах взвода? Люди и без того перебивались кое-как, а теперь еще у них и два стакана молока в сутки забирают.

Сейчас рядом с Мудрецким сидели Казарян с Забейко, и Леха догадывался, о чем там идет разговор. Когда его позвали, он уже на сто процентов знал, что ему придется делать. Кроме него, к кострищу подсел Баба Варя и внимательно слушал лейтенанта.

* * *

Вечером перед отбоем прозвучала команда: все имеющиеся деньги в одну шапку. Солдаты начали высыпать из карманов крохи. В основном завалявшиеся монетки – мало кто мог припасти на черный день, так как солдатская зарплата в основном перекочевывала вся к дембелям.

Забейко, посмотрев на то, что накидали, улыбнулся и перемигнулся с Ашотом: мол, все отдают по жизни-то, ничего не прижимают. Лейтенант кинул рублей двадцать своих, хотел было потратить их на какую-то жрачку, он уже не помнил, и вопросительно посмотрел на Забейко с Казаряном, людей небедных, ведь они собирались увольняться. Ни для кого не было секретом, что они обирали весь взвод. Только с Простакова и с Валета не стрясли, а с Резины стрясли, да он помалкивал, сейчас ему класть было нечего. Простаков аккуратно положил в стоящую на земле кепку свою солдатскую за месяц. То же сделал скрепя сердце и Валетов.

Забейко почувствовал, что на него сейчас смотрят все сослуживцы, и, поджав губы, вышел в центр, залез во внутренний карман и кинул в шапку триста рублей. У народа загорелись глаза. Ведь получалось, что сейчас, после того как он привел корову, обычно прижимистый Петро отдавал все свои накопленные средства. Казарян тоже вышел и бросил стольник и встал на место. Лейтенант уже пошел к шапке, чтобы собрать все, что накидали. Но Ашот остановил его, снова полез во внутренний карман и вытащил еще сотен пять или шесть.

Когда учет был произведен, выяснилось, что благодаря дедам набралось девятьсот семьдесят четыре рубля и двадцать копеек.

Лейтенант спокойно сложил все деньги себе в карман и объявил, что завтра они идут в деревню за солью, которая им по-любому необходима для того, чтобы поддерживать запас минералов в организме.

Холодец с интересом со своего места наблюдал за всей этой процедурой. Он даже добавил что-то из своих, попросил тоже купить ему пакетик соли и хлебца.

* * *

Рано утром делегация, состоящая из лейтенанта, Простакова и Резинкина, отправились в деревню. Все остальные еще удивлялись: как это так – на них такая чистая форма, в то время как они здесь больше всех ходят по лесам и должны были неизбежно извозюкаться.

В маленьком деревенском магазинчике продавщица непонимающе смотрела на солдат: у нее был все-таки свежий хлеб, пряники, даже водка была, – так нет, они взяли десять буханок черного хлеба, спичек и пуд соли, которую разложили по вещмешкам, и отправились восвояси.

Самым фиговым было переправляться обратно вплавь через реку с этой солью, хоть они и набрали в магазине полиэтиленовых пакетов, и намокнуть или вымыться во время переправы она не должна была. Все равно было как-то стремно и тяжело плыть с намокшим вещмешком за плечами, в котором лежало пять килограммов этой соли. Резина оказался куда выносливее, чем Простаков, и переплыл первым. Лейтенант и Леха подгребли попозже. Операция с покупкой и переправкой соли оказалась удачной. Теперь настала очередь хлеба, который никоим образом нельзя было замочить.

Но, оценив трезво ситуацию, решили, что им не удастся перевезти буханки, не окуная их в воду. Пришлось высыпать соль, брать эти же самые целлофановые мешки, плыть с ними на другой берег, засовывать в них буханки – заколебались, одним словом.