Самая срочная служба - Серегин Михаил Георгиевич

Когда операция была завершена, Резина простился со своими товарищами и пожелал им приятно провести вечер, а сам снова бросился в воду, чтобы возвратиться в деревню, где была оставлена раздосадованная Света, которая старалась-то, бабулек тормошила ради того, чтобы сегодня на ночь Витя остался с ней.

Отпустив с легкостью Резинкина, трое потащили бутыли к поляне, где никто не спал. Люди знали о предстоящем мероприятии – дай бог здоровья товарищу лейтенанту. Забухаем!

Балчу, как самый маленький, ничего не нес, он шел то впереди, то сзади, то сбоку и подбадривал пыхтящего Валета и Леху до тех пор, пока они не вышли к стойбищу.

Поставив около ног лейтенанта бутыли, солдаты громко и отрывисто дышали.

– Тише, – цыкнул на них Мудрецкий. – Майор спит. Разбудите, тогда кобздец. А где Резина?

У Балчу был уже готов ответ:

– Товарищ лейтенант, рядовой Резинкин пошел отрабатывать за все это.

Мудрецкий ухмыльнулся.

– Ладно, давайте по чуток. – Потом он опустился рядом с бутылками на корточки и воскликнул: – Вы че, вы охренели! Куда столько набрали? – Он не ожидал, что на сто пятьдесят рублей можно припереть двадцать литров. – Это че такое, ну-ка, – он сам взял крышку с котелка Валетова и скомандовал Простакову: – Плесни.

Ему налили два булька из толстого горла, примерно граммов сто, не меньше. Мудрецкий втянул приятный запах самогона:

– Ну и коктейль поди в одну бутыль сливали?

– Ага, – подтвердил Балчу, улыбаясь в темноте.

– Ну ладно, дайте мне кусок говядины соленой. У нас осталось что-нибудь?

– В аккурат вот на закусь и осталось. Сегодня, наверное, последнее добьем. Завтра все.

– Ну не все... Река прокормит.

Мудрецкий поглядел в темноту, не видя никого, но ощущая, что сидящие рядом с тлеющими кострами солдаты смотрят в его сторону, поскольку не видеть его, стоящего близко с большим костром и держащего в руках крышку от котелка, было невозможно.

Он залпом выпил и закусил говядиной. Посмотрел на глядящих прослезившимися глазами, скомандовал:

– Наливай!

* * *

Утром майор Холодец проснулся от холода.

Этим летом жарило вовсю. Солнышко выжигало траву на полянах. Дождя давно не было, а он ой как не помешал бы: сразу стало бы и в лесу свежее, может быть, и с рыбалкой бы дела наладились. Хотя дождь и рыбалка – вещи не всегда взаимосвязанные, но почему-то многим во взводе казалось, что если пройдет дождь, то и рыба станет клевать лучше.

И вот он, дождик. Крупные капли падают в едва дымящиеся, уже не горящие костры, и вскоре прямо на глазах у Холодца из черной здоровой тучи, которая затянула все небо, пролился настоящий ливень.

Но, как это ни странно, никто, кроме него, не вскакивал и не собирался прятаться под деревья: люди лежали вповалку около костров. На этот раз майор обратил внимание на не слишком-то естественные позы, в которых спали около костров солдаты. Некоторые лежали просто посреди поляны, раскинув руки, – им не нужно было огня для того, чтобы согреться с вечера и уснуть.

Протирая глаза, майор под дождем перешагивал через тела и как-то незаметно для себя оказался на краю стоянки у леса. Обернувшись, он увидел ужасное зрелище и вздрогнул. Слева от него на деревьях были повешены Валетов и Балчу, они раскачивались под порывами ветра, а под ними, развалившись прямо на земле, спал Простаков.

Майор кинулся к болтающимся в воздухе солдатам и, подбежав, увидел, что они висят на стволах здоровых сосен, но повешены они не за горло, а за шивороты кителей на небольшие торчащие сучки. Вздернули их так высоко, что снять их майор был не в состоянии. И первым делом он начал расталкивать валявшегося в беспамятстве Простакова.

– Рядовой! Рядовой! – кричал он в ухо Лехе, склонившись над ним. – Снимите быстро, снимите солдат!

Леха проснулся, подскочил и уставился пьяными глазами на Холодца.

– А?! Что такое, товарищ начальник штаба?! – выкрикнул он на всю поляну, после чего несколько тел вздрогнули и пришли в движение.

– Быстро снимите их! – кричал Холодец, показывая пальцем на болтающихся Валетова и Балчу.

– А-а, это... – заулыбался Леха, – это... товарищ майор, мы вчера... в одну игру играли... – бормотал он еще не размятым языком. – Я был Карабас-Барабас... А эти вот... двое: один был Буратино, а другой – Пьеро. А Мальвины с Артемоном нету. Артемон сейчас Мальвину в деревне Сизое... того этого, – Простаков показал соответствующий жест.