Язон четырех морей - Бенцони Жюльетта

– Ах, так!..

Это было как легкий вздох, неуловимое восклицание, настолько краткое, что невозможно было определить в нем какое-то чувство, однако оно шло из самого стесненного сердца. Конечно, оставленное у Паттерсона письмо теперь не имело никакого значения, конечно, жребий брошен, и ставок больше нет, и к прошлому нет возврата, но недели несбывшихся надежд не прошли без следа. Марианна обнаружила, что море необъятно, а корабль в нем – всего лишь пылинка, что ее крик о помощи ушел в бесконечность, а в бесконечности нет эха. Язон больше ничего не может сделать для нее… и, однако, медленно поднимаясь к своей комнате, Марианна ощутила прежнее желание вновь увидеть его. Может быть, потому, что завтра ей придется встретиться с гневом Наполеона, выдержать лицом к лицу с ним одну из тех изнуряющих баталий, в которых любовь делала ее такой уязвимой… Да, ей предстоит перенести тяжелое испытание. Однако это ее не особенно волновало. Ее мысли упорно возвращались к морю, вслед за кораблем, так и не зашедшим в Нант. Удивительной была та настойчивость, с которой память вызывала образ моряка! Словно сама юность Марианны, наполненная безрассудными мечтами и неистребимой жаждой приключений, слилась с ним, бесшабашным авантюристом, чтобы отвергнуть настоящее и начать жизнь заново.

Однако время приключений прошло. Слушая покрывавший все звуки арии Моцарта и доносившийся через открытые окна шум голосов, новоиспеченная княгиня подумала, что это прелюдия к совершенно иной жизни, жизни взрослой женщины, полной спокойствия, достойной того, чтобы ребенок смог ее разделить. Когда завтра она закончит объяснения с Императором, останется только предоставить дням течь своим чередом… и жить, как живут все! Увы!.. Если только, невзирая на свой брак, Наполеон не сохранит к ней достаточно любви, если только он снова не вынудит мать своего ребенка вернуться к беспросветной жизни, о которой она не могла думать без содрогания, если только Марианна не будет достаточно сильна, чтобы отказаться от человека, которого любила…

Глава II

Первая трещина

Четыре часа пробило на часах, вделанных в центральный фронтон дворца Сен-Клу, когда Марианна поднялась по построенной в прошлом веке парадной лестнице. Она чувствовала себя не в своей тарелке не столько из-за преследовавших ее любопытных взглядов придворных, сколько при мысли о том, что ее ожидает в этом незнакомом ей месте. Два с половиной месяца пролетело после драматической сцены в Тюильри, и сейчас она впервые с тех пор увидит «его». Этого было достаточно, чтобы вызвать дрожь в сердце.

В кратком примечании, присовокупленном к императорскому приглашению, указывалось, что при дворе, носящем в настоящее время траур по шведскому принцу, пышные наряды нежелательны и что ей надлежит появиться в «прямом платье» и «прическе фантази». Поэтому она выбрала платье из белого атласа, без шлейфа, с отделкой на широких рукавах, украшенное аграфом из золота с жемчугом, который подчеркивал ее тонкую талию. Ток из того ж материала с черными и белыми страусовыми перьями, спускавшимися вдоль шеи, прикрывал пышную темную шевелюру, а большой шарф из черного с золотом кашемира накрывал одно плечо и спускался по спине ниже поясницы. Серьги с жемчугом и золотые браслеты на белых перчатках завершали туалет, на который все женщины смотрели с восхищением и завистью. В этой части, впрочем, у Марианны не было причин для беспокойства. Она продумала каждую деталь, начиная с намеренной простоты платья, которая воздавала должное линиям ее ног, до отсутствия драгоценностей вокруг высокой гибкой шеи, чтобы не нарушать сочетание ее округлости с гармонией плеч. Вплоть до белоснежной оторочки платья и смелого декольте, позволяющего беспрепятственно любоваться золотистой кожей с теплым оттенком, к которому – Марианна хорошо это знала – Наполеон всегда был чувствителен. В плане физическом ее успех был полным, а красота безупречной. Оставался план духовный.

Из-за неожиданной близости этой встречи она почти не спала прошедшей ночью и имела достаточно времени подумать о своем поведении. В конце концов она пришла к выводу, что представиться в положении виновной было бы последней глупостью. Наполеон мог упрекнуть ее только за то, что она без его ведома постаралась обеспечить будущее их ребенка. И это будущее обеспечено с надлежащей роскошью. Она действовала с уверенностью в своей власти возлюбленной, решившей вернуть своего любимого, ибо ей надоели россказни о милующихся, как голубки, Наполеоне и Марии-Луизе. И так продолжалось до того момента, когда прошлой ночью Талейран с улыбкой старого распутника нашептал ей, что Император проводит большую часть своего времени если не в постели жены, то взаперти с нею.