Хозяин Соколиного гребня - Коултер Кэтрин

Кливу все эти рассуждения показались сплошной бессмыслицей. Взглянув на людей Меррика, он увидел, что и они держатся того же мнения, однако, когда он попытался объяснить, что предпочитает идти один, Чесса твердо сказала:

– Даже не думай об этом. Ты мой муж. Я не пущу тебя туда одного, ни за что не пущу! А если ты пойдешь, то я начну морить себя голодом, как Кири.

Клив выругался. Спорить было явно бесполезно. Оставив всех воинов на кораблях, маленькая группа двинулась к широким воротам палисада.

Их окликнул старик, который стоял на мостках, идущих под верхней частью палисада. Клив, уголком глаза заметив ухмылку на лице Чессы, сказал:

– У меня есть важное сообщение для лорда Варрика. Как видишь, у нас на озере есть два корабля: военный и торговый. Мы оставили там всех наших воинов. Мы не собираемся на вас нападать. Как видите, нас всего-то двое мужчин, две женщины и ребенок. Отведите нас к господину Варрику.

Старик сплюнул, молча кивнул и отворил ворота. В проеме стояли четверо мужчин, одетые в оленью кожу. Они не походили ни на норвежцев, ни на датчан, ростом были заметно ниже Клива и Меррика и в отличие от большинства викингов у них были темные волосы и темные глаза. Их лица были разрисованы синими узорами, в которых сочетались круги и четырехугольники. Вид у всех четверых был злобный и свирепый.

Кири обхватила ногу Клива и уткнулась в его бедро.

– Отец, это чудовища! Они отрежут нам пальцы и зажарят их над огнем.

Один из мужчин расхохотался, и от этого грубого раскатистого хохота Кири испугалась еще больше.

– Нет, малышка, мы не чудовища, разве что когда приходится иметь дело с врагами. Пошли, мы отведем вас к Варрику, нашему господину. Вот только вопрос, захочет ли он вас принять.

Двое мужчин двинулись спереди, двое сзади. Нож Клива по-прежнему висел у его пояса, меч и боевой топор – тоже. Меррик также не расстался со своим оружием. Воины Кинлоха не пытались разоружить своих гостей, ведь оружие было для мужчины своего рода частью одежды.

Чесса и Ларен также не были безоружны: у той и – другой к бедру был прикреплен нож. Их мужья не ведали о том ни сном ни духом, поскольку и та и другая сочли за лучшее ничего не говорить своим супругам.

– Мужчины, – убежденно сказала Ларен, вручая Чессе кожаный ремешок, которым нож крепился к ноге, – просто не могут взять в толк, что женщинам необходимо сознание того, что они могут в случае чего защитить своих мужей. Если бы мы им это сказали, они бы только посмеялись. Но Меррик – мой и только мой. Я никому не позволю причинить ему зло. Помню, как-то раз его пырнули ножом в Руане, и он ничего мне не сказал. Я была так зла, что хотела убить его своими руками.

Чесса была полностью согласна с Ларен. До стоящей на возвышении крепости было шагов сто, и, глядя на нее, Чесса подумала, что Клив был прав. С каждым шагом ей становилось все холоднее, несмотря на то, что солнце ярко светило у нее над головой. Казалось, леденящий холод исходил из самой крепости. Это было очень странно.

Дойдя до огромной двери крепости, тот из стражей, что заговорил с ними первым, обернулся и сказал:

– Оставайтесь здесь. И возьмите девочку на руки. Тут есть собаки, они могут сбить ее с ног и поранить.

Клив взял Кири на руки. Она была явно испугана, но не пожаловалась ни единым словом. Клив был горд за нее.

Они стояли перед громадной, потемневшей от времени дубовой дверью. Железные засовы на ней выглядели такими старыми, словно им было много веков. Неужели крепость и впрямь такая древняя? Нет, в это трудно поверить. Кто же ее построил? Его отец? Его дед? Клив смотрел на мощную бревенчатую стену и пытался припомнить, как выглядела крепость, когда он был ребенком. Внезапно откуда-то всплыло очень раннее воспоминание: множество людей, входящих в Кинлох, каждый что-то несет, все весело болтают, перекрикиваются, лают собаки, кричат и играют дети. Затем все пропало, осталась только эта крепость, от которой веет холодом и которая кажется такой же древней и незыблемой, как окружающие ее холмы. Теперь здесь не слышно ни криков, ни лая, ни смеха – воздух кажется пронизанным какой-то тяжелой, мертвящей тишиной. По дороге Клив видел работающих на полях рабов, но они не разговаривали друг с другом. Видел он также и свободных мужчин: как викингов, так и других, похожих на их четырех провожатых, таких же низкорослых и темноволосых и с такими же синими узорами на лицах. Около двух десятков женщин стирали белье, другие нанизывали на веревки лососей для сушки на зиму. Все были заняты делом и все молчали, будто набрав в рот воды. От этого молчания становилось не по себе. Клив почувствовал, как Кири прижалась к нему и задрожала.