Украденная невинность - Мартин Кэт

Господи, как он хотел ее! Хотел вобрать в себя, втянуть ртом, как лакомство, хотел прижать к себе так близко, чтобы два тела слились в одно. Мэттью чувствовал, как пальцы впиваются ему в плечи, как груди прижимаются к его груди, и даже сквозь одежду ощущал, как твердеют ее соски под шелком платья. Непроизвольно его собственные пальцы свело от желания рвануть тонкий материал, разодрать его надвое и совершенно обнажить прекрасные белые холмы, чтобы можно было покрыть их поцелуями, кусать, лизать и сосать, пока Джессика не начнет стонать от удовольствия…

Вместо этого Мэттью собрал остатки самообладания и оторвался от нее. Когда он заговорил, то едва узнал свой хриплый, не совсем внятный голос.

— Однако, леди Стрикланд, повариха вложила немало труда в сегодняшний ужин. У меня так много планов на эту ночь, что лучше будет поскорее приступить.

— Как желаете, милорд, — тихо промолвила Джессика, щеки которой пылали.

Стол был сервирован ближе к разожженному камину. Со всевозможной галантностью Мэттью проводил жену до места. Он пытался справиться с нарастающей физической потребностью, но тут как нарочно подол платья скользнул по его бедру и кровь с новой силой запульсировала внизу живота. Тем не менее ему удалось аккуратно выдвинуть и снова подвинуть стул и чинно усесться самому. По звонку вошел лакей и начал накладывать кушанья. Мэттью мог думать только о податливости губ Джессики, о гибкости ее стана и шелке ее кожи, поэтому кивал невпопад, не глядя на тарелку.

Ужин шел обычным размеренным порядком, и, несмотря на лихорадочное состояние, Мэттью должен был признать, что повариха превзошла себя. Дна лакея, прислуживавшие за столом, двигались неслышно, с особенно значительным видом, словно участвовали в некоем торжественном ритуале. Нельзя сказать, что блюдам было отдано должное, так как в гостиной висело густое, как патока, напряжение. Стол был не настолько велик, чтобы то и дело не соприкасаться руками, отчего беседа, и без того не слишком оживленная, то и дело замирала. Взгляды сталкивались, и ни один не мог отвернуться первым. Пожалуй, только бокалы шампанского опустошались регулярно.

К тому моменту, как была подана последняя перемена, Джессике начало казаться, что нервы ее не выдержат, а Мэттью выглядел даже более беспокойным. К ужину был заказан роскошный десерт, оставшийся совершенно нетронутым. Мэттью чуть ли не вытолкал за порог обоих лакеев и запер дверь на ключ.

— Когда я приказал подать ужин сюда, то был, должно быть, не в своем уме. — Повернувшись, он устремил взгляд на ее рот. — Нужно было вообще от него отказаться.

Мэттью в несколько громадных шагов преодолел расстояние до стола, где стояла жена, держась руками за край, как за поручни корабля во время качки. Поцелуй был горячий, недвусмысленно жадный, голодный и берущий. И не оставлял никаких сомнений в том, что у Мэттью на уме. Джессику словно пронзила огненная стрела.

— Я поклялся себе, что буду действовать очень медленно и постепенно, — услышала она возле самого уха, — но если через десять минут на тебе еще что-нибудь будет из одежды, я просто разорву еЈ в клочья!

— Сейчас же позову Минерву и… — поспешно начала Джессика, заливаясь краской до корней волос.

— Горничная тебе сейчас ни к чему, — отрезал граф, поймав се за руку. Он улыбался странной улыбкой, одновременно ласковой и диковатой, и взгляд его был прикован теперь уже к ее груди. — Думаю, я смогу ее заменить. Прошу вас повернуться, леди Стрикланд.

Все в ней оцепенело на мгновение, потом качнулось и успокоилось. Она подчинилась, не чувствуя больше ничего, кроме быстрых касаний живого огня там, где на самом деле прикасались пальцы Мэттью. Жемчужных пуговок было много, целый ряд вдоль всей спины, и, по мере того как они оказывались расстегнутыми, учащался и стук ее сердца. Оно даже не колотилось, а грохотало к тому моменту, как платье сползло с ее плеч, а потом и с бедер, голубой волной опустившись на пол.

— Ты знаешь, как сильно я хочу тебя? Ты не можешь этого знать.

Губы его прижались пониже линии волос, под последними завитками прически, двинулись к уху, ущипнули мочку. Руки обвились вокруг талии и потянули назад, к тяжело вздымающейся груди. К ягодицам прижалось что-то твердое… Это пугало и волновало, и трудно было сказать, чего больше в ощущениях, от которых кружилась голова. Когда Мэттью повернул Джессику и снова начал целовать с жадностью и страстью, весь огонь, быстрыми сполохами метавшийся по ее телу, разом рванулся вниз живота, превратившись в сладкую тяжесть и горячую влагу.