Тайная свадьба - Беверли Джо

Кристиан думал об этом.

— Никаких.

— Никаких?!

— Я вылетел оттуда уязвленный до глубины души и без клочка бумаги. Даже не могу вспомнить имя священника, который сочетал нас.

Торн закатил глаза.

— Мне было шестнадцать!

— Если бы людей вешали за отъявленную глупость, что, между прочим, неплохая идея, ты угодил бы на виселицу. Одному Богу известно, где находится реестр и потрудился ли священник передать его епископу. А как насчет свидетелей? Кто они?

— Половина людей в этой проклятой гостинице. Как она называлась? Кажется, «Бараний хлев». Где-то около Донкастера.

— Я положительно тону в полезных деталях.

— Там была еще тетушка, — сказал Кристиан. — Если она все еще Фроггат, ее будет легко найти. Ни один нормальный мужчина на ней не женится.

— Ну, порой случаются удивительные браки. Впрочем, если за этим стоит тетушка, мы не можем отправиться прямо к ней. Если тот священник не сдал в архив реестр, ты мог бы отрицать, что брак имел место.

— Солгать? Но там была масса свидетелей.

— Ах да. Какая жалость.

— Ты не чувствовал бы никаких угрызений совести?

— Ты с ней не спал, — сказал Торн, — не сделал ей детей, которых объявили бы незаконнорожденными. — Он подошел к письменному столу и сделал несколько пометок. — Где точно это случилось? «Бараний хлев», ты сказал? В Донкастере?

— Нет, рядом. Черт, я не помню. — Кристиан хотел провести рукой по волосам, но только взъерошил парик. — Полк был расквартирован в Донкастере, а это случилось в нескольких милях в направлении Шеффилда. Недер… Недер…

Кристиан напряг память.

— Кажется, Недер-Гризбатт!

— Недер-Гризбатт? — эхом отозвался Торн.

— Или что-то вроде этого. Но не волнуйся об этом. Я все узнаю. Я сам собираюсь заняться расследованием.

Торн выпрямился:

— Это неблагоразумно.

— Послушай, я или официально женат, или нет. Моя поездка туда этого не изменит. Но кто-то должен навести справки на месте, и это могу сделать я. Я могу получить отпуск. На месте я вспомню больше.

— Это может оживить все трупы, которые ты пытаешься предать земле.

— Как? Я поеду туда не как Джек Хилл. Я теперь лорд Грандистон. Никто не узнает, что я в армии, если я приеду в гражданской одежде.

— А если Доркас и ее тетя знают или подозревают, что Джек Хилл теперь лорд Грандистон, наследник графа Ройланда?

— Черт! — Кристиан снова зашагал по комнате. — Ладно, я буду мистером Грандистоном. Если они действительно знают это имя, у меня будут причины для расследований. Я прикинусь обеспокоенным родственником Джека Хилла, выясняющим правду о старом инциденте.

— Горячая голова, — вздохнул Торн. — А если ты столкнешься с Фроггатами, Абигейл или Доркас, и они узнают тебя?

— Я был подростком, в мундире и парике.

— А твои глаза?

Кристиан знал, что имел в виду Торн. Его глаза, светло-карие, с яркими зелеными и золотыми крапинками, женщины запоминали.

— У половины нашей семьи такие. Но в любом случае я сомневаюсь, что в том бедламе кто-то заметил мои глаза.

Глава 3

Латтрел-Хаус, неподалеку от Шеффилда, Йоркшир

— У него были необыкновенные глаза, — сказала Каро Хилл, отложив письмо из Конногвардейского полка и взяв чашку с шоколадом.

Она сидела со своей компаньонкой Эллен Спенсер в элегантной маленькой гостиной собственного дома. Солнце лилось в окна, сквозь которые виднелся ухоженный сад. Однако мысленным взором Каро видела убогую комнату гостиницы, полную народа, труп и запачканного кровью юного офицера, которого заставили жениться на ней.

— Интересно, что он помнит обо мне?

— Ничего, — сказала Эллен, не поднимая глаз от собственной корреспонденции. — Он мертв.

Каро поморщилась:

— Эллен, я хочу выйти замуж, поэтому мне надо убедиться.

Компаньонка взглянула на нее поверх очков:

— Вы получили письмо с выражениями соболезнования от его полковника.

— Как я уже сказала, такое письмо может написать любой.

— И как я уже сказала, ваша тетя Абигейл была способна на многое, но даже она не стала бы подделывать официальный документ.

Но Каро уже некоторое время задумывалась над этим.

— Вы действительно верите этому? — спросила она.

Эллен снова подняла глаза и наморщила губы, вероятно, от раздражения.