Янычар и Мадина - Бекитт Лора

– Айтек… Не знаю, дочка. Боюсь, с ним случилось самое страшное, – глухо произнес Ливан. Но его глаза тут же загорелись неистовым огнем, и он добавил: – Впрочем, нет, умереть в бою за свою землю – далеко не худшая судьба для мужчины!

По телу Мадины прокатилась волна мелкой дрожи. Сердце билось часто, сильно и больно. Но слез не было. Может, потому что горе было слишком внезапным, невыносимым? Или потому что она… не поверила?

– Вы видели его… мертвым, отец? – собравшись с силами, спросила девушка.

Ливан начал говорить, осторожно подбирая слова:

– Айтек был очень смел, до безрассудства, он кидался на врагов, как дикий зверь, и один убил, наверное, пятерых. Мы все бились, словно одержимые, но… янычар было слишком много! Они шли на нас тучей, стеной! Я видел, как твоего жениха ранили саблей, и проклятый осман столкнул его в реку. Я не мог помочь, я сражался, меня окружали враги. Потом нам пришлось отступить…

Мадина понимала, о чем говорит отец. Само по себе падение в реку, в бурлящий поток, на острые камни грозило гибелью.

Внезапно девушка выпрямилась во весь рост и произнесла срывающимся голосом:

– Я… я буду искать его, отец, буду искать, пока не найду!

– Нет, Мадина, – твердо сказал Ливан, – ты останешься с нами. Я не могу отпустить тебя одну кругом враги. Уж если мы не рискуем трогаться с места… Не теряй голову. Надо немного подождать. Пройдет время, и мы все узнаем.

«Как можно ждать, когда Айтек, скорее всего, умирает, – беспомощный и покинутый всеми!» – хотела возразить девушка и вдруг прочитала в глазах отца его мысли. Ливан не верил в то, что Айтек жив. Он считал его мертвым и хотел смягчить ее горе, сделать так, чтобы она постепенно свыклась с неизбежным и осознала непоправимое.

– Я пойду, пойду! – Закричала она, цепляясь за остатки надежды и веру в справедливость судьбы.

Хлынули слезы – жгучие, бурные, неудержимые. Мадина, ослепленная горем и отчаянием, побежала прочь, не слушая окриков. Ее вели надежда и любовь.

Глава III

Командующий янычарским корпусом Джахангир-ага лично выехал на поиски укрывшегося в горах противника, взяв с собой довольно большой отряд из наиболее толковых и смелых воинов. Следовало преподать горцам хороший урок и обезопасить себя от повторного нападения.

Янычары молча двигались по узкому карнизу, время от времени, поглядывая то вверх, на зубчатую стену гор, то вниз, туда, где скалы отвесно уходили в бурную реку. Если сверху снова обрушатся камни, им несдобровать! Но вокруг было тихо и пусто; только птицы кружили в вышине, распластав легкие крылья. Дикая, величественная красота этих мест невольно завораживала взор, заставляла забыть обо всем на свете!

Мансур не привык любоваться красотами природы. Его лицо было сосредоточенно; готовый к любым неожиданностям, он внимательно осматривался по сторонам. Молодой воин уже понял, что здешний народ не склонен к покорности. Пожалуй, еще нигде он не сталкивался со столь бешеным проявлением ненависти и гордости! Когда янычары вошли в аул, глаза горянок сверкали огнем, их лица были каменно суровы, и любое слово звучало как проклятие. Даже древние' старики и малые дети смотрели так, будто вот-вот выхватят из-за пазухи кинжал!

Мысли о жителях селения отвлекли внимание Мансура, потому он не сразу заметил внезапно возникшую на повороте девичью фигурку. Увидев янычар, девушка на мгновение замерла, затем бросилась бежать. Она явно пришла не со стороны аула, должно быть, скрывалась в горах. Джахангир-ага дал команду, и его воины бросились ловить беглянку.

Девушка неслась по тропе, как ветер, рискуя сорваться в реку; ее длинные волосы развевались плащом, а ноги мелькали так быстро, что казалось, будто они не касаются земли. Возможно, ей удалось бы убежать, если бы она не споткнулась о камень и не упала.

Девушка не успела подняться; один из янычар по имени Илькер в несколько прыжков нагнал ее и навалился сверху, пытаясь скрутить беглянке руки. Мгновение спустя он обмяк и распластался на тропе с дико вытаращенными глазами.

Черкешенка повернулась: к преследователям. Мансур навсегда запомнил этот миг. Темные глаза полны ярости и вместе с тем какого-то отчаянного, пронзительного света, губы крепко сжаты, волосы разметались по плечам, а рука сжимает окровавленный кинжал. Именно такой янычар впервые увидел Мадину.

Девушка снова бросилась бежать; на сей раз она стала спускаться по каменистой осыпи к узкой береговой кромке. Вероятно, рассчитывала скрыться за большими камнями, загромождавшими берег.