Дочь дьявола - Коултер Кэтрин

— Все будет хорошо, милый, — прошептала она, — вот увидишь.

Приподнявшись на носочки, Рейна поцеловала его. Сопротивление, которое она ощутила вначале, вскоре сменилось неистовой страстью.

Адам любил ее нежно, медленно, пристально вглядываясь в лицо охваченной экстазом девушки. Для него нет женщины дороже Рейны. Обращается ли этот Камал с его сестрой так же бережно? Гнев на никогда не виденного им раньше человека вновь взыграл в нем, и он быстро достиг наслаждения и рухнул на Рейну, тяжело дыша.

Девушка только вздохнула и удержала Адама, когда тот попытался отодвинуться.

— Любимая, — запротестовал он, — земля слишком тверда. Я боюсь раздавить тебя. Отпусти меня.

Но Рейна не подумала расцепить руки, хотя знала, что Адам опять думает об Арабелле.

— Ты снова покинул меня, Адам, — жалобно охнула она.

Адам с сожалением улыбнулся.

— К несчастью, — пробормотал он, — мысли часто уводят мужчину чересчур далеко от действительности.

— На этот раз я прощаю вас, милорд.

Рейна позволила ему отстраниться. Адам лег на спину и прижал девушку к себе. Она положила голову ему на плечо и закинула ногу на бедро.

— Это скоро кончится, Адам. Я тоже боюсь. Не только за Арабеллу, но и за наших родителей. Знаешь, мой отец наверняка не усидит в Неаполе.

— Конечно, нет. Вероятно, он уже встретился с моим отцом.

— Возможно, — спокойно заметила Рейна, — в нашу следующую встречу отец выслушает меня и даже согласится с моими доводами.

— Ты так веришь в способность к убеждению моего почтеннейшего родителя?

— Скорее в вашу способность подарить мне ребенка, милорд.

— Маленькая бесстыдница! Черт возьми, Рейна… Он осекся, внезапно осознав, что если в ее утробе уже зародилось дитя, вина лежит исключительно на нем. А ведь они по-прежнему спали в одной постели, и Адам не мог удержаться от того, чтобы снова и снова не брать Рейну, против всех доводов благоразумия.

А Рейна в это время благодарила Бога за то, что может отвлечь Адама.

— Куда мы поедем в свадебное путешествие? — осведомилась она.

— В Грецию, если не возражаешь. Возьмем «Кассандру» и поплывем в Эгейское море.

— Конечно, не возражаю. И буду очень рада. Девушка ощутила, как напрягся Адам, хотя он по-прежнему молчал.

— Адам? — нерешительно пробормотала Рейна.

— Не волнуйся, дорогая, — едва сдерживая гнев, ответил Адам, — Я не натворю глупостей.

— Отец, она прекрасна! И ты назвал ее «Фиелис», «Бесстрашная», совсем как мамину шлюпку! Ах, снова стать свободной и чувствовать соль на губах!

Она развернула парус, рассмеявшись, когда поднявшийся ветер растрепал волосы. Солнце сегодня было таким ярким, что Арабелла прищурилась и заслонила глаза рукой.

Почему так темно? Откуда такая боль?

— О Боже, она мертва, и это я убила ее! Ограда оказалась слишком высокой, отец! Диана была так горда, а я погубила ее!

Слезы скорби лились по ее щекам, а сломанные ребра терзали измученное тело. Откуда-то из мрака донесся мягкий голос, что-то говоривший ей.

— Папа? Пожалуйста, прости меня, папа. Теплая рука легко откинула волосы у нее со лба.

— Я прощаю тебя, — сказал все тот же незнакомец. — Ты должна думать лишь о том, чтобы скорее поправиться. Понимаешь, дорогая?

— Да, папа.

Почему она должна умереть?

— Все хорошо, родная. Нет, не шевелись. Лежи спокойно. Выпей это и заснешь.

Арабелла послушно приоткрыла рот. Отец бережно поддержал ее, и губы коснулись края чаши. Странно, почему спина невыносимо горит, ведь сломаны ребра. И лежит она на животе…

Темнота неудержимо надвигалась, поглощая ее, и Арабелла вскрикнула:

— Не покидай меня, папа! Не покидай!

— Ни за что. Я останусь с тобой.

Он сжал ее пальцы, и девушка глубоко вздохнула, успокаиваясь и медленно погружаясь в бездонную пропасть глубокого сна.

Камал осторожно отнял руку и сел поудобнее. Она считает его отцом, человеком, без всякого сомнения, любящим свое дитя. Ах, Арабелла, что ты сделала со мной? Ты своевольна, как необъезженный жеребенок, и непредсказуема, словно ветер в пустыне. Меня влечет к тебе, как бабочку на яркое пламя. Твоя красота заставляет меня трепетать, а глупая гордость вызывает желание хорошенько тебя поколотить. И теперь я причинил тебе столько боли, что ты, несомненно, возненавидишь меня. Я потерял тебя, хотя никогда не владел, если не считать той ночи, когда насладился твоей прелестью и погубил невинность, почувствовав, как ты льнешь ко мне, охваченная страстью.