Изгнанник - Бенцони Жюльетта

– Какой странный человек, – заметил Тремэн. – Бывают моменты, когда я спрашиваю себя: он доволен или огорчен тем, что так хорошо вылечил меня? – Да, он выглядит довольно странно. Может быть, он и сам об этом не задумывался? – предположила Агнес. – Может быть! В любом случае, теперь моя очередь доказать ему, что он не зря поработал…

Однажды ночью Гийом вытащил и положил себе на колени миниатюрный письменный набор, купленный Потантеном в Валони. Он достал маленький ключик, открыл крышку набора и вытащил оттуда лист бумаги, новое остро заточенное перо и, написав в уголке дату, стал записывать. В наборе уже лежали две-три тетради под заголовком: «Ежедневные записки Гийома Тремэна». С тех пор как он вернулся домой, хозяин Тринадцати Ветров начал вести своего рода дневник, в котором описывал текущие дела, свои планы, принятые решения, сопровождая их некоторыми комментариями. Некий судовой журнал, где, впрочем, находилось место для описания милых шалостей его детей и событий, происходящих в доме. О себе самом – совсем немного, разве что короткая справка о состоянии здоровья. И ни слова о своих отношениях с женой. И еще меньше о том, что касалось Мари-Дус. История их любви записана в их памяти, так же как и в сердцах: она принадлежит только им двоим.

Заметив, что уже наступает утро, Гийом, откинувшись на подушки, надолго задумался, сидя неподвижно и прислушиваясь к новым ощущениям своего тела, которое стало легче, чем накануне, но казалось еще неуютным, чужим. За долгое время вынужденного бездействия оно уже привыкло к инертности, почти такой же, как у камня, и вновь обретенная возможность двигаться заставляла кровь, а возможно, и нервы, напоминать о себе мучительным образом. Заново привыкать к нормальному образу жизни – эта идея была великолепной! Но Тремэн прекрасно осознавал, что без надежды увидеть когда-нибудь ту, которую он любил, его состояние было бы хуже. Давая обещание жене, он действовал так потому, что прощался со своей молодостью и вступал в пору зрелости, оставляя на будущее то, чем следовало заниматься…

Полусгоревшее полено вспыхнуло в камине и рассыпалось дождем искр. Гийом раздраженно вытер с щеки неуместную слезу и закрыл глаза. Но не для того, чтобы заснуть, – сон не приходил к нему в эту ночь, – а для того, чтобы лучше почувствовать ощутимую плотность мышц, живой бег крови, биение сердца и тяжесть своего тела, а также прочность камней, из которых был выстроен его дом… К утру он, однако, заснул.

Не без опасений, но довольно решительно Гийом перешел после пробуждения к тому, что он назвал «восстановлением». Первое, с чего необходимо было начать, – это одевание. Он больше не мог переносить домашний халат, поэтому с радостью взял в руки полотняную куртку на фасон плантаторской одежды, которую предпочитал всем другим. Наступали жаркие дни, и это было оправданно. Одевшись, он заново приступил к внимательному осмотру своих нижних конечностей. Самое сложное было побороть ощущение, что он больше не имеет возможности им доверять и что они теперь слишком слабы, чтобы выдержать вес его тела.

– У меня такое впечатление, что у меня ватные ноги, – доверился он Потантену. – Мне все время кажется, что они вот-вот подо мной подогнутся…

В первый же раз выйдя на улицу, Гийом прямиком направился к конюшне. Заранее предупрежденный Потантеном Дате ожидал его там во всеоружии. Панели из навощенного дуба в прекрасных стойлах, седла и уздечки никогда так не блестели. Лошади были вычищены наилучшим образом, их гривы расчесаны, а песок в манеже казался нежным, как бархат. Все двери были распахнуты, за исключением той, за которой раньше было место Али. Конь благородных кровей, он заслуживал и отдельной могилы, но вместо этого на задвижке двери был прикреплен букет цветов, перевязанный черной лентой. Растроганный, Тремэн обнял Дагэ, который плакал, не пытаясь скрыть свои чувства. Потом он приступил к осмотру лошадей: в его просторной конюшне было около дюжины животных, а среди них и тягловые, и верховые лошади. Гийом останавливался ненадолго около каждой, называл ее по имени, похлопывал по шелковистой коже и щедро угощал кусочком сахара и горбушкой хлеба – следовало отпраздновать возвращение хозяина. Однако у стойла, где стоял молодой конь темной масти, он задержался подольше: это был Сахиб, сын Али, который появился на свет в день крещения Адама. Гийом восхищенно смотрел на него несколько минут. Он был очень похож на своего отца, от которого унаследовал грациозность, огненный взгляд и надменность.