Замки - Гарвуд Джулия

Экипаж резко остановился перед Харрисон-Хаузом. Пока они не вышли на улицу, Колин выглядел полусонным. Он помог Алесандре выйти, взял ее под руку и стал подниматься по ступенькам широкого парадного входа. Заметив, что к ним направляются его брат с женой, он приветливо заулыбался.

Это не было чудесным избавлением от боли. Его Улыбка была вымученной, но Алесандра знала, что она единственная понимает, какую боль ему приходится превозмогать. Ей вспомнились слова доктора, что Колин может лишиться ноги, если не будет беречь ее.

Однако он не прислушивался к подобным советам. Вероятно, ее муж был способен протанцевать всю ночь напролет, лишь бы доказать, что он вполне здоров.

Ночь была влажной и прохладной. Алесандра неожиданно почувствовала легкое головокружение. Желудок ее сжался, подступила тошнота, и она была рада, что почти ничего не съела за ранним ужином. К сожалению, переутомление дает себя знать, сказала себе Алесандра.

Джейд заметила, как побледнела Алесандра, и сказала об этом мужу. Кейн и Колин обратили внимание на молодую женщину, в лице которой не было ни кровинки.

– Почему ты не сказала мне, что тебе нездоровится? – спросил Колин.

– Я только немного устала, – поспешно ответила Алесандра. – Прекрати хмуриться, Колин. Я не привыкла выезжать в общество каждый вечер, вот почему слегка переутомилась. По правде говоря, я предпочла бы оставаться дома время от времени.

– Тебе не нравятся светские рауты?

Муж ее выглядел изумленным. Алесандра пожала плечами.

– Это наш долг, – ответила она.

– Объясни, что ты хочешь этим сказать, сердце мое. – Колин не собирался оставлять ее в покое.

– Хорошо, – продолжила она. – Ну не то чтобы я не люблю вечеров…

– Почему ты раньше молчала? – Колин начинал терять терпение.

Алесандра покачала головой.

– Потому что каждый такой раут – это возможность для тебя и Натана уладить дела. Тебе ведь тоже не нравится бывать в обществе. Вот почему я сказала, что это наш долг. Мне, вероятно, следовало бы давно сказать об этом.

Да, проницательности его жене не занимать. Она прекрасно понимала, что им движет, и знала его настоящее отношение к светским раутам, на которые он ее таскал.

– Давно? – повторил Колин, усмехнувшись. – И когда же именно ты жаловалась на это?

– Я никогда не жаловалась и не буду этого делать впредь, а тебе следует извиниться за одно только предположение, – возразила Алесандра. – Когда-нибудь, лет через пять, я уж точно скажу, что предпочитаю оставаться дома!

Кейн улыбнулся Алесандре со словами:

– Не забудь поблагодарить своего друга Альберта за совет относительно тех инвестиций. Ставки уже возросли втрое.

Она кивнула.

– Каких инвестиций? – спросил Колин.

– В последний раз, когда я был у тебя дома, то упомянул, что интересуюсь инвестициями, а Алесандра сказала, что Альберт рекомендует приобрести акции Кэмптон-Гласса. Они только что появились на рынке, – ответил Кейн;

– Я полагала, ты вкладываешь деньги в швейную фабрику Кента, – вмешалась Джейд.

– Я еще думаю, – ответил Кейн.

Алесандра, вскинув внимательные глаза на шурина, не удержалась:

– Не считаю, что это будет прибыльное вложение денег, Кейн. Надеюсь, ты сначала все хорошенько взвесишь.

Она почувствовала на себе взгляд Колина, но не обернулась.

– Альберт тоже интересовался швейной фабрикой. Он попросил своего брокера Дрейсона поехать и взглянуть на это предприятие. Дрейсон сообщил, что дела на фабрике из рук вон плохи, есть вероятность возникновения пожара. На ней работают сотни женщин и детей, а условия ужасные. Альберт не хочет богатеть или способствовать обогащению владельца такого заведения. Он не будет наживаться за счет страданий других людей – по крайней мере так он написал мне в своем последнем письме.

Кейн тотчас же согласился. Войдя в роскошный вестибюль Харрисон-Хауза, они оставили этот разговор.

Герцог и герцогиня вместе с Кэтрин давно поджидали их и немедленно направились к обоим сыновьям с их половинами. Деловые разговоры были отодвинуты в сторону.

Кэтрин обняла Джейд, затем повернулась, чтобы заключить в объятия Алесандру. Она немедленно заметила сапфировое ожерелье и сообщила, что готова лопнуть от зависти. На шее Кэтрин была всего нитка жемчуга. Она рассеянно коснулась пальцами своего ожерелья, говоря, что ее пурпурный наряд выглядел бы более восхитительным, если бы ее отец подарил ей сапфиры.