Бессердечный - Мартин Кэт

Когда следующей ночью под проливным дождем Джастин прибыл в Гревилл-Холл в мокрой, липнущей к телу одежде, в плаще, с которого стекала вода, она вместо того чтобы выбежать в холл ему навстречу, как намеревалась вначале, осталась в комнате наверху. Она не хотела его видеть, боялась того, что могла бы прочесть в его глазах, в его лице. Она опасалась, что показала себя еще большей дурой, чем прежде, и, если это окажется так, она знала, что второй раз ей не оправиться.

Джастин сорвал с плеч плащ и передал Перкинсу, который унес его, насквозь промокший и сочащийся влагой, в холл. Он оглядывал холл в надежде увидеть там ожидающую его Эриел, но вместо жены, которую он так страстно желал увидеть, навстречу ему выбежал Томас.

– Дядя Джастин!

Ребенок высоко подпрыгнул. Джастин поймал его, поднял и держал теперь на расстоянии вытянутой руки.

– О Господи! Ты стал тяжелее, пока меня не было.

Томас восторженно смеялся, пока Джастин бережно опускал его на пол.

– Ты привез мне подарок?

Джастин вопросительно поднял бровь:

– А ты был паинькой?

Улыбка мальчика потускнела.

– Мама сказала, что я вел себя плохо. Она отправила меня спать без ужина. – Он снова улыбнулся. – Но тетя Эриел тайком прокралась ко мне и принесла кусок баранины и яблочный пирог. Только не говори маме.

Джастин сжал плечико малыша:

– Твоя тайна умрет вместе со мной.

Он сунул руку в карман и извлек оттуда маленький деревянный кораблик, привезенный им из Лондона для племянника. Он был изготовлен из восточного тикового дерева и оснащен миниатюрными полотняными парусами, а покрашенный в черный цвет шнур играл роль оснастки.

– Какой красивый! – сказал Томас, с благоговением принимая подарок.

– Не какой, а какая красивая шхуна! Все корабли в английском языке женского рода. И имя у нее женское – «Мирабель». Видишь? Ее название написано на корме золотыми буквами.

Ребенок провел пальчиками по буквам.

– Это и правда очень красивое имя. – Мальчик засмеялся, прижимая кораблик к груди. – Спасибо, дядя Джастин.

– Не стоит благодарности. – Он снова оглянулся, ища глазами Эриел. – Где твоя тетя? Ты видел ее?

– Она наверху, в своей комнате. Думаю, она неважно себя чувствует.

Джастин нахмурился. Он взъерошил темные волосы малыша и направился к лестнице, торопливо поднялся по ступенькам и оказался в холле верхнего этажа. Постучал, тотчас открыл дверь и вошел.

Эриел сидела перед камином. Ее пальцы поглаживали только что сделанный ею шов на ткани. При появлении мужа она повернула голову.

– Эриел, дорогая, ты здорова? Томас сказал, что ты чувствуешь себя неважно.

Он сделал шаг к ней и хотел было поднять ее с софы и обнять, но что-то его остановило. Эриел тщательно собрала шитье и отложила в сторону. Ему она показалась бледной.

– Со мной все в порядке. Я не… Я не слышала, как ты вошел.

Почему он усомнился в правдивости ее слов? И если она солгала, то почему?

– Я несся сюда, как ураган, надеялся попасть домой скорее, но мне пришлось присутствовать на одной деловой встрече. К тому же для меня не подготовили бумаг в банке, которые я должен был подписать. Я мог бы вернуться в Лондон, но мне не хотелось повторять это путешествие снова.

Эриел встала с софы и улыбнулась ему, но это была не та улыбка, которую он рисовал в своем воображении. И глаза Эриел оставались печальными.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Я немного устала – только и всего. Боюсь, у меня начинается мигрень. Я хотела лечь пораньше… если ты, конечно, не возражаешь.

Конечно, он был против. Он надеялся – что было, разумеется, безумием, – что она скучала по нему, что, когда он вернется, она его встретит, в ней не будет этой постоянной настороженности, и он сможет прийти к ней в постель. Но этому не суждено было случиться, и если она и в самом деле была больна, значит, нуждалась в отдыхе и уходе.

Джастин с трудом заставил себя улыбнуться:

– Отдохни. Утром ты почувствуешь себя лучше.

Но и утром жена показалась ему какой-то другой, и его беспокойство продолжало расти. Большую часть дня она избегала его, а вечером, за ужином, казалась далекой, настолько занятой своими мыслями, что он оставил ее и ушел в кабинет. Он не мог даже предположить, что могло случиться за время его отсутствия и так отдалить ее от него, больше, чем прежде. «Дай ей больше времени», – говорил он себе. Но его грызло беспокойство. Ему казалось, что и та слабая привязанность, которую она питала к нему, теперь окончательно исчезла.