Очаровательная незнакомка - Ли Эйна

Энджелин всегда знала, что разлука с Руарком неизбежна. С того самого момента, как она согласилась стать его любовницей, она много раз мысленно проигрывала в уме эту сцену неминуемого расставания. А стоит ли вообще говорить ему о своей беременности? Ведь в таком случае Руарк наверняка захочет расстаться с ней и им не избежать неловкости. По здравом размышлении, Энджелин приняла решение — она не скажет любовнику, что носит под сердцем его дитя.

— Да, конечно, — рассеянно ответила она на его последнюю реплику, в то время как сердце молодой женщины разрывалось при мысли о том, что она никогда больше его не увидит.

Как только Руарк уехал на скачки, Энджелин уложила небольшой саквояжик, не взяв ничего из дорогих нарядов и роскошных украшений, которые он подарил ей когда-то. Она была уверена, что если он начнет разыскивать ее, то наверняка подумает, что она вернулась в Англию. На самом же деле у Энджелин были совсем иные намерения — изучив расписание, она обнаружила, что есть пароход, который завтра утром отплывает из Гавра в Америку.

Оставалось последнее — оставить прощальную записку. В ней Энджелин благодарила Руарка за все, что он для нее сделал, и писала, что устала вести такую жизнь. Вложив записку в конверт, она оставила его на ночном столике рядом с колокольчиком.

Затем, призвав на помощь все свое мужество — которого, надо признаться, ей всегда было не занимать, — Энджелин подхватила свой саквояжик, на мгновение остановилась, чтобы бросить прощальный взгляд на все, что она оставляла, и вышла из номера.

В тот день вечером Руарк, возвращаясь со скачек, замешкался перед дверью — ему захотелось еще раз полюбоваться кольцом с сапфирами и бриллиантами, которое он намеревался преподнести Энджелин в знак их помолвки. Он всегда каким-то шестым чувством умел угадать как ее присутствие, так и отсутствие, вот почему, войдя в номер, он сразу понял, что Энджелин здесь нет.

Охваченный беспокойством, Руарк прошел в спальню…

Глава 21

У Энджелин было достаточно времени для размышлений — ведь она возвращалась на родину в одиночестве. Она избегала общества, стремясь как можно меньше привлекать к себе внимания. Тошнота по утрам, отравившая ей предыдущее путешествие через Атлантику, на этот раз сменилась сердечной болью и тоской по Руарку.

Как только пароход бросил якорь в Нью-Йорке, Энджелин поспешила отправить Роберту письмо, в котором сообщала, что с ней все в порядке и что в скором времени они увидятся. Она знала, что брат — единственный человек, которому она может довериться. Как только Руарк вернется из Европы, он первым делом начнет искать ее в Сент-Луисе.

По здравом размышлении Энджелин пришла к следующим выводам: она не может оставаться в Нью-Йорке, не может поехать в Сент-Луис и уж, разумеется, ни за что не вернется в Луизиану.

Однако, будучи на пятом месяце беременности и располагая очень скудными денежными средствами, Энджелин понимала и то, что ей как можно скорее нужно найти безопасное место, где она спокойно будет ожидать, рождения ребенка.

За долгое время путешествия лишь одно имя приходило ей на ум в этой связи — имя человека, который обеспечит ей надежный кров и необходимую медицинскую помощь, когда в ней возникнет нужда. Томас Джефферсон Грэм. Значит, она должна ехать в Виргинию. Безнадежная тоска по Руарку и воспоминания о счастливых днях, проведенных вместе, не оставили Энджелин и тогда, когда она пересела с парохода на поезд. Даже в веселом постукивании колес ей чудилось его имя. Неопределенность денежных обстоятельств не пугала Энджелин — во время войны она побывала в тисках нужды и все же сумела выжить. Близящееся материнство тоже не страшило ее — ведь ребенок, рожденный от Руарка, будет живым воплощением любви к его отцу. Главное, от чего страдала в эти дни Энджелин, была постоянная внутренняя борьба с собой, точнее, со своими воспоминаниями. Ежеминутно ее мысли витали вокруг того, чем занят сейчас Руарк. То ей представлялось, как он победителем возвращается домой со скачек, то она воображала, что сидит напротив него за завтраком, а то — что расстегивает его рубашку и целует… У нее в ушах постоянно звучал его смех, а ноздри неизменно чувствовали запах его туалетной воды. Но самым дорогим и в то же время самым жестоким воспоминанием было воспоминание о том, как губы Руарка касаются ее рта, а руки гладят ее тело.

Откинувшись на сиденье, Энджелин закрыла глаза, но все равно колеса продолжали безжалостно выстукивать одно и то же: «Руарк… Руарк… Руарк…»