Во власти теней - Бенцони Жюльетта

– Ворота сейчас откроются. Ты сможешь идти?

– Нужно. Конечно, во время мессы бояться нечего, но чем раньше Лоренцо все узнает, тем лучше.

– Согласен, хотя месса не внушает мне никакого доверия…

– Ты что, сумасшедший? – воскликнула Фьора.

– Нет, но за свою жизнь я врывался с помощью силы в двери многих монастырей и имел немало монашек. Однако нам предстоит проделать около половины лье до тех пор, пока мы не окажемся перед воротами Флоренции… и все это – пешком…

Теперь они могли рассчитывать только на свои собственные силы. Но, увидев толпу, которая отовсюду стекалась к городу, Фьора подумала, что продвигаться быстрее было бы невозможно, не рискуя быть раздавленным. Изо всех окрестных деревень во Флоренцию направлялись крестьяне, чтобы увидеть посланника папы. Выглянувшее солнце позолотило все вокруг, одна за другой просыпались колокольни, и их голоса возвещали этому миру, в котором царили войны, предательство, убийство, страх и темнота, что Сын Человеческий воскрес и дал людям надежду на жизнь вечную…

Прошедшей ночью Фьора отделалась от плаща, набив его карманы камнями и бросив в реку. Поток ликующего народа принес обоих путешественников к стенам Флоренции, которые Фьора, забыв усталость и страхи, с огромной радостью увидела перед своими глазами. Уже так давно она ожидала этого мгновения, когда снова увидит горячо любимый город… И Флоренция встретила ее звоном всех своих колоколов, празднично украшенными улицами и радостной толпой, заполнившей эти улицы.

По мере того как они продвигались вперед, народу становилось все больше и люди делались агрессивнее.

– Мы отсюда никогда не выберемся! – проворчал Рокко, с трудом проталкиваясь вперед. – Разве мы не пойдем во дворец Медичи? – спросил он, когда толпа начала вливаться на Понте-Веккио, по обе стороны которого стояли лавчонки с закрытыми по случаю праздника ставнями.

– Сначала мы пойдем к Дуомо. Дворец расположен чуть дальше.

Наконец им удалось выйти на более или менее открытое место, и они оказались на той площади, где на глазах у Фьоры рухнула вселенная в день похорон ее отца. Тут они обнаружили, что пройти дальше было невозможно. Вход на площадь со всех выходящих на нее улиц преграждали солдаты.

– Я приехал из Рима, и у меня письмо к монсеньору Лоренцо, – сказала Фьора одному из сержантов. – Пропустите меня… Я должен пройти во дворец!

– Ты пройдешь туда чуть позже, малыш, – ответил тот. – Разве ты не слышал колокола? Месса началась, и монсеньор Лоренцо присутствует на ней вместе со своим братом и со всеми своими друзьями… Подожди! – добавил он, потому что бледное измученное лицо юного гонца вызвало у него жалость. – Я помогу тебе попасть в церковь. А там уж сам ищи своего господина.

Скоро Фьора оказалась перед дверьми собора, которые по случаю праздника были открыты, и из них доносились величественные звуки музыки. Рокко, точно приклеенный, шел за нею следом.

Подойти к алтарю, около которого стояли Медичи вместе, было нелегким делом, потому что везде стояли люди, даже в центральном проходе, который по обычаю оставался свободным и служил границей между мужчинами и женщинами. Но Фьора с детства была знакома с этой церковью и выбрала окольный путь, пробираясь между людьми, просила пропустить ее, показывая некоторым, особо упорным, письмо Катарины:

– Срочное послание для монсеньора Лоренцо!

Было жарко, как в печке. Запах ладана и других благовоний, которые, не жалея, жгли во время службы, поднимался высоко под своды собора, смешивался с запахом цветов, которые были разбросаны по всей церкви и теперь медленно умирали под ногами людей…

В главном приделе собралось самое блестящее общество. Все разговаривали друг с другом, чуть приглушив голос, обменивались последними сплетнями, разглядывали друг друга, критиковали туалеты и прически. Позади этой нарядной толпы простой люд пытался рассмотреть стоящих на хорах обоих правителей города. Лоренцо был весь одет в черное, но его короткий плащ был застегнут пряжкой с алмазом такой величины, что на него можно было бы купить целое королевство, а Джулиано – весь в пурпуре и золоте, красивый и сияющий, как статуя Аполлона, радостный, как отпущенный на каникулы паж.

Когда Фьора наконец увидела их, ее сердце забилось от волнения. Братья Медичи были живы, и, как только кончится служба, она передаст им послание. На сердце стало так тепло при виде этих дорогих ей лиц…