Во власти теней - Бенцони Жюльетта

– Деметриос! Ты слышал, что я рассказала?

Он ничего не ответил, и его глаза по-прежнему смотрели вдаль, сквозь толстые стены Санта-Мария-дель-Фьоре.

– Да… Знаешь, Фьора, я не думаю, что твой супруг мертв…

Сердце молодой женщины почти перестало биться, горло сжалось, во рту пересохло:

– Что ты сказал?

По его телу прошла сильная дрожь и вывела его из состояния транса, в которое он незаметно впал. Он посмотрел на нее и слабо улыбнулся:

– Ты считаешь, что я сошел с ума?

– Нет. Я знаю, что ты можешь увидеть будущее, но, Деметриос, на этот раз ты ошибся! Филипп взошел на эшафот на глазах всего города, на тот же самый эшафот, на котором погибли мои отец и мать. Матье де Прам знал, о чем говорил, когда рассказывал мне о казни.

– Конечно, я видел поднятый меч… но я не видел крови.

С искренней печалью Фьора подумала, что Деметриос на самом деле очень постарел и что его такой еще недавно блестящий ум одряхлел так же, как и тело. Все это опасное прошлое, конечно, безвозвратно умерло, каким бы оно ни было полным жизни и страсти. Оно умерло вместе с Филиппом!

Бронзовый голос колокола все еще гремел над городом, были слышны крики, стук копыт, а затем огромный собор наполнился топотом солдатских сапог. Раздался голос, который заставил Фьору подбежать к балюстраде, а после нее и Деметриос медленно подошел и посмотрел вниз.

– Откройте, монсеньор! Это я, Савальо! Тебе больше нечего бояться: город в твоей власти!

Это и вправду был капитан гвардии Лоренцо во главе роты солдат, на доспехах которых была выбита красная лилия. Собор стал постепенно наполняться народом.

Бронзовая дверь открылась. При появлении Лоренцо Великолепного раздался вопль радости, от которого закачались бронзовые светильники. Под неожиданным напором толпы несколько стражников оказались отброшенными, тогда Савальо вынужден был прибегнуть к помощи копейщиков, чтобы спасти своего хозяина от смерти в жарких объятиях признательных горожан.

– Назад! – приказал он. – Все назад, или я применю оружие! Если вы не подчинитесь, значит, среди вас еще остались заговорщики. Тогда берегитесь!

Толпа отхлынула и образовала проход, в который вошел Лоренцо со своими друзьями, приветствуемый восторженными криками собравшихся. Неожиданно он остановился.

– Джулиано! – воскликнул Медичи. – Что сделали с моим братом?

– Вот он, монсеньор! – ответил Савальо и показал шпагой в направлении группы людей, которые в это время поднимали на плечи носилки, покрытые алой шелковой тканью, сорванной с одного из окон церкви.

Лоренцо быстро подошел к ним и одним движением снял покрывало:

– Я хочу, чтобы вся Флоренция видела собственными глазами, что с ним сделали! Поднимите его! Поднимите как можно выше, чтобы его смерть взывала к отмщенью до самых небес! Да восторжествует справедливость!

Все увидели обескровленный труп в праздничной одежде. От прекрасного Джулиано осталось только безжизненное тело, в котором кинжал оставил около сорока ран: так ненавидел его убийца. Когда печальное шествие уже собиралось покинуть церковь, Лоренцо еще раз остановил его.

– А где кардинал Риарио? – спросил он.

Савальо жестом показал, что он не знает, но тут мальчик в костюме певчего вышел из-за колонны и сказал:

– Священники из Дуомо забрали его, высокочтимый сеньор! Они нашли его полумертвым от страха позади алтаря и взяли с собой, чтобы привести в чувство. Он должен быть где-то там.

– Пускай кто-нибудь сходит за ним!

– Что ты с ним хочешь сделать? – спросил Полициано, наклонившись к плечу своего друга. – Почему бы не предоставить его собственной судьбе? Народ может просто разорвать его…

– Как раз этого я и хочу избежать. Толпа сейчас обозлена, она может сделать из него мученика, которого папа сразу канонизирует. Этот молокосос слишком ценный заложник, чтобы отдать его на растерзание толпе.

Когда Лоренцо кончил говорить, справа появилась еще одна группа людей, которая вызывала одновременно жалость и недоумение. Это был поддерживаемый с двух сторон маленькими толстенькими священниками юный кардинал. Несчастный, конечно, думал, что это пробил его последний час. Однако когда он увидел стоящего впереди всех Лоренцо Великолепного, то сразу постарался вернуть себе хотя бы немного достоинства.

– Я… я слишком взволнован этой кровью, которая пролилась в день Воскресения, и я не хотел бы… больше здесь оставаться! Я хочу уехать… немедленно!