Сломанная роза - Беверли Джо

Он поднял ее и посадил на шаткий дощатый стол: так она могла прямо смотреть ему в глаза.

— Алина, ее держат взаперти по приказу короля. Если она сбежит, нарушая его приказ, едва ли это расположит к ней суд и короля. Как и ваше бегство. Как я понял, Галеран намерен убедить суд, что Джеанна — слабая женщина, у которой от горя помутился разум после смерти сына.

Рауль подошел совсем близко и занял позицию между ее ног, но, поскольку сам он этого не замечал, Алина решила следовать его примеру.

— Знаю, — пробормотала она, проглотив слюну, — и меня это тоже беспокоит. Но Джеанна так настаивала… Мы скажем Галерану или нет? — И, не в силах сохранять безразличие, отодвинулась, отчего стол заходил ходуном.

Рауль положил руку ей на бедро.

— Тише, тише. Мне кажется, разумно будет сказать Галерану.

— Но она этого не хотела.

Почему она должна обращать внимание на то, что его руки лежат на ее бедрах? Ничего неприличного в этом нет…

Но тела их точно стремились прижаться еще теснее друг к другу, и даже одежда не была помехой. Рауль, казалось, вовсе не замечал этого. Он был полностью погружен в раздумья о Джеанне и Галеране.

Как и следовало.

Как следовало и ей…

— Готов поклясться моим мечом, — задумчиво промолвил он, и пальцы его чуть шевельнулись на бедрах Алины, отчего ей снова захотелось отодвинуться, — леди Джеанна, сдается мне, любит своего мужа столь же сильно, как и он ее. Прав ли я?

Попросить его убрать руки? Но тогда он поймет, как действует на нее малейшее движение его руки…

— Разумеется, вы правы.

— Так отчего же она не хочет, чтобы он знал о ее намерениях? — нахмурился Рауль.

— Верно, оттого, что он попытался бы остановить ее. Алина поняла: началось новое сражение, а потому — знал он или не знал, что шевельнул рукою, — ни в коем случае нельзя показать, в какое смятение привело его прикосновение.

— Значит, ее цель — предотвратить его встречу с Лоуиком в поединке чести, — кивнул он. — В точности так же, как он сам пытается отвести от нее всеобщее внимание, дабы не она была главной фигурой в деле о Донате и, возможно, не понесла бы кары за свершенный грех. Ах, любовь, — заметил он, неловко усмехнувшись, — куда заводит она даже умных людей!

Алина могла лишь молча радоваться, что Рауль не догадывается, как заводят его прикосновения, улыбка, само его присутствие.

— Какое счастье, что мы с вами свободны от этой напасти и можем мыслить ясно, — заявила она, увы, слишком громко.

Рауль приложил палец к ее губам, призывая к тишине. Но он смеялся! Над нею? По крайней мере, одну руку он убрал.

Она едва поборола желание укусить его за палец, и, когда он отвел руку от ее лица, лишь спросила:

— Так что же нам делать?

Рауль сразу стал серьезным.

— Во-первых, найти для вас понадежнее убежище, чем эта комната. Это нелегко при том, что творится сейчас в Лондоне. — И он поцеловал ее — легко, кратко, будто опалил огнем.

Словно это ничего не значило.

— Подождите немного.

Он бесшумно вышел; Алина спрыгнула со стола, едва не опрокинув его. Как ужасно, как стыдно думать о Рауле с его шлюхами и о своей похоти, вместо того, чтобы думать о Джеанне и короле! Но, увы, она не могла совладать с собою. Можно заставить умом тревожиться о Джеанне и притязаниях Лоуика на ее дочь, но в самой глубине души все равно оставалось место, где в целом мире существовал один Рауль де Журэ, и не было ничего и никого важнее, чем он.

А он между тем и двух дней не мог удержать в узде своего норовистого коня!

Вконец расстроенная, Алина опустилась на скамью. Молодым мужчинам позволялось расточать семя на шлюх и податливых служанок. А что еще им оставалось, коли не для всех возможен был брак? Алина знала, так поступали и ее братья, но это ее ничуть не задевало. Однако от Рауля она ждала непорочности святого отшельника. Или пусть тратит семя на нее одну.

Внезапная жгучая боль охватила ее лоно, заставила вскочить на ноги, и тут вошел Рауль.

— Что случилось? — спросил он, настороженно озираясь, и выхватил нож.

— Ничего! Просто вас так долго не было…

Он убрал нож.

— Я сходил к Полу в харчевню и взял у него адрес.

И вдруг обнял ее, притянул к себе, нежно погладил по спине.

— Не бойтесь. Я никому не позволю обидеть вас.

Ты сам можешь обидеть меня, подумала Алина. Ты обидишь меня, если один уедешь на свою солнечную родину. Ты обидишь меня, если возьмешь с собою. Ты обидишь меня, если лишишь девственности. Ты обидишь меня, если оставишь девушкой…