Сломанная роза - Беверли Джо

Разумеется, тогда она обезумела от горя, но извиняет ли ее безумие такой чудовищный грех?

Когда сестра Марта пришла за Донатой, а вслед за нею в дверях появилась мать-настоятельница с розгой, Джеанна почти с радостью ждала ее.

Почти…

Но трусливое тело Джеанны немедленно начало дрожать.

19

Зa матерью Эгбертой шли еще две монашки, ибо во время последнего посещения она обнаружила, что Джеанна уже неспособна спокойно и неподвижно терпеть удары. Сестры схватили ее за руки и заставили опуститься на колени.

— Да простит господь жалкую грешницу.

— Аминь, — из последних сил твердо отвечала Джеанна.

Но при первом же ударе вскрикнула и забилась в руках монашек, пытаясь избежать мук.

Перед третьим ударом за дверью послышались голоса. У Джеанны мелькнула лишь одна мысль: быть может, сейчас наказание будет прервано и не возобновится вновь?

Повелительный мужской голос. Галеран? Нет, не он…

Теперь мать-настоятельница сердито возражает, спорит о чем-то.

Потом монашки вдруг отпустили Джеанну.

Что же случилось?

Джеанну била крупная дрожь, и потому она едва могла разобрать, о чем говорили, но вот упомянули короля. Неужели ее все-таки вызывают на суд?

Опомнясь, она с трудом встала на ноги и повернулась лицом к двери, для верности опираясь о подставку для молитвенника.

У двери со сжатыми, побелевшими от ярости губами стояла мать-настоятельница.

— Леди Джеанна, король велел приостановить ваше наказание до вынесения приговора. Удивительно, откуда ему стало известно… Однако я еще вернусь, когда справедливость восторжествует.

С этими словами она вышла, но другие две монашки остались. Джеанна не сразу поняла, зачем, но тут в келью вошел высокий незнакомец — темноволосый, молодой, примерно одних с нею лет, с властным, под стать самому королю, видом.

— Я Фицроджер, слуга короля.

Куда больше, чем слуга, подумала Джеанна, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. Надобно было приготовиться к самым неожиданным поворотам судьбы.

Умные, проницательные глаза оглядели ее всю, с головы до пят, видя, увы, больше, нежели она желала бы показать.

— Не угодно ли вам сесть, леди Джеанна?

Джеанне очень хотелось остаться на ногах и пренебречь предложением, но она бессильно опустилась на жесткую скамью, моля бога, чтобы высокомерный лорд не заметил, как у нее дрожат ноги.

— Меня секли раз или два в жизни, — заметил Фицроджер. — Тело всегда противится боли, пусть даже мы ждем от него стойкости. Но, госпожа моя, это не входило в планы короля.

Его серьезный тон придал ей сил.

— Знаю. Мне сказали, так распорядился архиепископ Дургамский.

— Который, вероятно, не имел на то права. Однако если кто-либо полагает, что долг вашего супруга — наказать вас, то снимает с него нелегкую обязанность.

Его проницательность встревожила Джеанну: она не привыкла иметь дело с людьми, которые мыслили в точности, как она сама.

— Я намерен доложить обо всем королю, — продолжал он. — Но, чтобы мой доклад был более полным, я хотел бы видеть ваши раны.

— Я не возражаю. А вы, сестры?

Монашки пошептались, и одна неуверенно промолвила:

— Если он только взглянет…

К своему неудовольствию, Джеанна обнаружила, что неспособна держаться на ногах. Она тихо попросила монашек помочь ей снять тунику. Поднять руки оказалось почти невозможно из-за свежих рубцов, и она боялась, что ей станет дурно от боли. Но вот наконец тунику сняли, и Фицроджер зашел сзади посмотреть на ее спину.

Он молча смотрел на рубцы — намного дольше, чем требовалось, дабы убедиться в их подлинности, а потом сказал:

— Думаю, вам следует отправиться со мною в Вестминстер.

— Вопреки приказу короля? — Этого Джеанна и добивась, но теперь, как на беду, оказалась слишком слаба и измучена, чтобы отстаивать свою правоту в суде.

— Моей власти достаточно, чтобы перевести вас в другое место заключения, поближе к королю. Быть может, он сам пожелает взглянуть.

— Я буду, верно, чувствовать себя чудовищем, выставленным напоказ на ярмарке. — Но она сразу поняла, что сказала глупость, и потупилась.

Фицроджер меж тем уже говорил с монашками.

— Вы можете ехать верхом? У них тут есть повозка, но, возможно, верхом на лошади — точнее, на муле, — вам будет легче?

— Я верю, господь даст мне силы.

— Вы исповедуете мою философию, госпожа моя. — И он жестом пригласил ее следовать за ним.