Проказница - Майклз Кейси

— Мне нравится Лестер, — донесся через ширь ковра голос Саймона.

— Вы были также добры к Джастину.

— Мне нравится Джастин. — Голос прозвучал уже ближе. Саймон шел к ней.

Калли не оборачивалась. Она не смела повернуться, не смела посмотреть на него.

— Поблагодарите за меня Имоджин. Хоть она и подтрунивает над вами, а вы над ней, на самом деле вы любите друг друга.

— Дорогая Имоджин. — Теперь Саймон приблизился настолько, что Калли почти чувствовала его прикосновение. — Сейчас она внизу. Сняла свои корсеты и очень довольна. Она говорит, что Берти больше любит ее такой, нежели похожей на близкую к обмороку барышню. — В голосе Саймона появилась ирония. — Да, она называет его Берти, а он ее — Дейзи. Он говорит, что она напоминает ему о его любимой корове. Имоджин это приятно, поэтому я не стал вмешиваться. А как вы? С вами все в порядке?

У Калли задрожала нижняя губа. Как она презирала себя за слабость!

— Вы меня ненавидите.

— Я люблю вас.

Она покачала головой, по-прежнему отказываясь поворачиваться. Из-за слез картина за окном сделалась расплывчатой.

— Да, любите. Но и ненавидите тоже. Поэтому я должна уехать сейчас обратно в Стерминстер-Ньютон. Вы ненавидите меня за то, что я не оставила своих безумных затей и вела себя необдуманно. Вы бы меня задушили через неделю, если бы мы… если бы мы поженились.

— Поженились? Но разве кто-нибудь говорил, что мы собираемся пожениться?

Калли с громким сопением втянула воздух, затем резко выдохнула и, раскрыв глаза, сжала кулаки для отпора. Она была взбешена до предела.

— Как вы смеете?!

Саймон улыбнулся, просто напрашиваясь, чтобы ему дали в ухо.

— Браво, дорогая. А то я уже начинаю забывать, как вы выглядите, не считая того, что вы преследуете меня в моих снах и при каждом пробуждении.

— Вы несносны, вы знаете это? Несносны!

— Но вы любите меня, — сказал Саймон.

Калли схватила его за лацканы пиджака и с силой встряхнула.

— Да. Да! Я люблю вас!

Руки Саймона сомкнулись вокруг ее рук — ему хотелось коснуться ее, а еще, вероятно, он подумал, что благоразумнее защититься.

— И я люблю вас, Каледония Джонстон. Я люблю вас и собираюсь на вас жениться, даже если мне придется спорить с вами целую ночь и добиваться вашего согласия. Скажите, как вы думаете, мы всю жизнь проведем вот так?

Калли прижалась лицом к его груди. Слезы теперь свободно текли у нее по щекам. Слезы счастья и любви.

— Я получила хороший урок за эти несколько недель. Когда я приехала в Лондон, я была ребенком. Теперь я женщина, Саймон. У меня больше нет времени для проказ.

— О, я сомневаюсь в этом самым серьезным образом, особенно сейчас, потому что как раз собираюсь сам немного попроказничать, — сказал он и поднял Калли на руки, качая ее как в колыбели. В следующее мгновение он перенес ее на кровать, вожделеющую ласк, готовую вступить в неизведанный, новый мир.

Она лежала с закрытыми глазами, привыкая к восхитительным ощущениям, пока Саймон целовал ее и гладил ее тело.

Так как она ничего не видела — возможно, немного боясь, — все другие чувства обострились. Она пропустила пальцы сквозь гущу его волос, изумляясь их шелковистости. Когда она коснулась его горячей кожи на шее, по телу забегали крошечные иголочки, а пальцы сами потянулись расстегнуть воротничок.

Калли вдохнула дурманящий аромат — смесь табака, хорошего мыла и свежего белья. Притронувшись губами к его обнаженной груди, она снова подставила их для поцелуя, который сохранял еще привкус выпитого шампанского.

Саймон нашептывал ей в ухо нежные слова, успокаивая и в то же время возбуждая, обещая заботиться о ней, никогда не обижать и любить всегда. Всегда, всегда…

Платье с бельем полетели на пол, а наступающий вечер обдал прохладой ее разгоряченное тело.

Калли так и не открыла глаз, поддавшись внезапному порыву. В этом самом большом ее приключении она хотела предоставить лидерство Саймону.

Внутри ее зарождался вихрь странных, но замечательных ощущений, начинающихся в груди, в сосках, под ложечкой, и она не понимала, как может быть так приятно и одновременно страшно. Почему, испытывая такое возбуждение, она не в силах даже пошевелиться? Откуда взялись это страстное желание и непонятное томление?

Только когда его пальцы оказались у нее между бедрами, она открыла глаза и выдохнула:

— Саймон! Саймон, я…

— Тсс, дорогая, — прошептал он где-то совсем близко. В голосе его звучали робость и благоговение человека, испытывающего нечто совершенно новое и удивительное, но в то же время пугающее. Будто ему предстояло путешествие в неизвестность, такую желанную, но с непредсказуемым концом. — Я здесь, Калли. Я здесь и всегда буду с тобой.