Кречет. Книга IV - Бенцони Жюльетта

И, подхватив с кресла необъятную легкую накидку из того же кружева, что и ее наряд, Жюдит прикрыла ею плечи и вышла из комнаты, предоставив Жилю самому решать, что ему делать дальше: остаться или последовать за ней.

Он пошел следом…

У губернатора, едва закончилась официальная церемония приветствия, Жюдит покинула супруга. Сразу оказавшись в сопровождении целой свиты офицеров и чиновников, она взяла под руку высокого капитана в сине-красном мундире, без сомнения очарованного тем, что ее выбор пал на него, и удалилась. Жиль смотрел, как она смеется, болтает, остроумно парирует реплики спешащих к ней с комплиментами кавалеров.

— Ну у вас и выражение! — произнес у него за спиной чей-то доброжелательный голос. — Не поверю, что вы из тех мещан, что надуваются. как только видят, что их супруга пользуется успехом. Им бы жениться на дурнушках…

Это был барон де Ла Валле, и Жиль горячо пожал руку друга. С тех пор, как Турнемин поселился на Санто-Доминго, он успел оценить веселый характер плантатора-работорговца, надежность его и редкое здравомыслие. Время, которое он провел в его доме в Кап-Франсе или в имении «Три реки», казалось ему лучшим за все его пребывание на острове.

Жеральд взял с проплывавшего мимо подноса бокал шампанского и предложил Турнемину, тот с удовольствием поднес его к губам: это позволило ему помедлить с ответом. Однако Ла Валле, проследив взглядом за Жюдит и ее кавалером, выделывавшими сложные па менуэта, продолжал:

— Госпожа де Турнемин сегодня неотразима!

А какая чудная грация! Скажем прямо, у вас есть причины ревновать…

— Я не ревную, — отрезал Жиль, как ему казалось, вполне искренне — он сам не мог объяснить, откуда взялось неприятное чувство, которое он испытывал. — Вы ведь не считаете себя уязвленным… а между тем госпожи де Ла Валле тоже нет рядом. Может быть, все же стоило бы следить повнимательней за такой красавицей?..

Ла Валле разразился гомерическим, заразительным хохотом — готовность веселиться как раз и делала общение с ним легким и приятным.

— Ничуть не считаю, тут вы правы. Познав прелести виста, моя жена искренно охладела к танцам, и мне даже доставляет удовольствие наблюдать, как злятся ее обычные кавалеры, ожидая, пока она соизволит о них вспомнить… что случается крайне редко, потому что моя супруга действительно увлеклась картами, и, кстати, играет весьма недурно. Нет, если Денизу кто и заинтересует, то только какой-нибудь необычайно ловкий игрок. Признаюсь, мне пришлось поволноваться во время нашего последнего путешествия во Францию, когда некий герцог, большой знаток лошадей и карт, к тому же красавец, с которым моя жена встретилась у госпожи де Полиньяк, стал оказывать ей несколько… преувеличенные знаки внимания. Я даже испугался, как бы он ее не похитил, и сделал это первым: мы отплыли раньше срока. А здесь я спокоен…

Он замолчал. Прямо к ним шел главный управляющий Санто-Доминго.

— Я искал вас, господин де Ла Валле, — холодно произнес он. — Мне доложили, что от причала Святого Николая двое суток назад тайно отошел груженный по самый борт кофе корабль в направлении Новой Англии и что этот корабль принадлежит вам. Это правда?

Никогда еще глаза де Ла Балле не были так прозрачно чисты. На его лицо набежала грусть.

— Неужели я должен отвечать на подобный вопрос, господин главный управляющий? Вам ведь известны мои суда: я перевожу кофе только на двух кораблях: «Три реки» — он еще три недели назад должен был прибыть в Нант, и «Майский цветок» — он на ремонте. Снова меня оклеветали.

Маркиза де Барбе-Марбуа вполне можно было принять за англичанина: и внешность у него была человека с севера — стройный, элегантный и холодный, и юмор ледяной, как у них. Он с легкой ухмылкой посмотрел на лицо собеседника, изображавшее оскорбленную невинность.

— Кажется, последнее время на вас вообще много клевещут… впрочем, не только на вас. Вы даже представить себе не можете, сколько раз в месяц я слышу донесения, что тот или иной корабль отплыл не во Францию, а куда-то еще…

— Почему же, напротив, очень хорошо представляю, — ответил Ла Балле неожиданно резко. — И не один я желал бы, чтобы и в Версале хоть раз об этом подумали. С тех пор, как в Америке победили повстанцы, — а наш остров играл в их борьбе стратегическую роль, ослабляя английский флот, — режим исключительного права стал просто невыносим. Почему не менее тысячи сахарных заводов, две тысячи плантаций кофе, три с половиной тысячи производителей индиго не имеют право на сбыт своей продукции за пределами метрополии? Мир на континенте восстановлен, и мы могли бы выйти на американский рынок. Насколько мне известно, господин де Вержен был готов пересмотреть законодательство и…