Только представьте… - Филлипс Сьюзен Элизабет

Одно понятно: она слишком молода, чтобы вести бродячую жизнь.

Он раздраженно отставил стакан.

— Где твой дом? Родители?

— Мертвы. Я уже говорила.

— И никаких родственников?

— Ни одного.

Такая неестественная сдержанность явно его раздражала.

— Послушай, ребенок твоего возраста не может в одиночку слоняться по Нью-Йорку. Это небезопасно.

— Единственный, кто постоянно меня донимает с самого моего появления, — это вы.

В ее словах была некая правота, но сейчас ему было не до того.

— Не важно. Завтра я отвезу тебя к людям, которые присмотрят за тобой, пока не станешь старше. И найдут, где тебе жить.

— Насколько я поняла, вы толкуете о приюте, майор?

Похоже, она посмеивается над ним. Кейн еще больше обозлился.

— Совершенно верно, именно о приюте. Будь я проклят, если позволю тебе здесь остаться! Побудешь в таком месте, где тебя научат заботиться о себе.

— Не припомню, чтобы меня это когда-либо затрудняло. Кроме того, вряд ли меня можно считать ребенком. Сомневаюсь, что в подобные заведения принимают восемнадцатилетних девушек.

— Восемнадцатилетних?!

— У вас не все в порядке со слухом?

Она снова ухитрилась ошарашить его.

Кейн вытаращился на сидящего перед ним сорванца: донельзя истрепанная мальчишечья одежда, серые от грязи лицо и шея, короткие черные, слипшиеся от грязи волосы. Он всегда считал, что в восемнадцать лет девушки уже становятся взрослыми, носят платья и регулярно принимают ванну. Но это чучело так же сложно принять за девушку, как его самого!

— Простите, что испортила ваши блестящие планы относительно приюта, майор.

Она еще имеет наглость злорадствовать! Нет, неплохо, что он задал ей трепку!

— Послушай, Кит… или имя тоже фальшивое?

— Нет, настоящее. По крайней мере почти все так меня зовут.

Ее веселость вдруг испарилась, и он ощутил знакомое покалывание в позвоночнике, точно такое же, как всегда перед боем. Странно. Это ощущение ни с чем не спутаешь.

Девушка упрямо выдвинула вперед подбородок.

— А вот фамилия моя — не Финни, — добавила она. — Уэстон. Катарина Луиза Уэстон.

Это оказалось последним сюрпризом. Не успел Кейн опомниться, как она вскочила и в лицо ему уставился черный зрачок револьверного дула.

— Иисусе… — пробормотал он. Не отрывая от него глаз, девушка обошла вокруг стола. Рука, державшая оружие, не дрожала.

Наконец части головоломки сошлись, и все встало на свои места.

— Мне почему-то не кажется, что вы так уж осторожны в выборе оппонента, когда в голову приходит кого-то обругать, — заметила она.

Он шагнул к ней и немедленно пожалел о своей опрометчивости: пуля прожужжала рядом с головой, едва не задев висок.

Кит никогда не стреляла в помещении, и теперь в ушах звенело. Колени неприятно тряслись, так что пришлось сильнее сжать пальцы.

— Не двигайся, пока не разрешу, янки, — велела она с деланной бравадой. — В следующий раз лишишься уха.

— Может, объяснишь, в чем дело?

— По-моему, все вполне очевидно.

— Сделай одолжение!

До чего же ей ненавистны эти едва уловимые издевательские нотки в его голосе!

— Речь идет о «Райзен глори», ты, подлый сукин сын! Плантация моя! У тебя нет на нее прав.

— А закон говорит обратное.

— Плевать мне на закон, а заодно на все суды и завещания! По совести «Райзен глори» моя, и никакому янки ее не отнять!

— Будь это так, твой отец оставил бы плантацию тебе, а не Розмари.

— Эта женщина не только превратила его в глухого и слепого, но и отняла разум.

— Неужели?

Ее трясло под оценивающим холодным взглядом его глаз. Хотелось так же больно ранить его, как ранили когда-то ее.

— Говоря по правде, мне стоит поблагодарить ее, — прошипела Кит. — Не тащи она в постель каждого встречного, хоть южанина, хоть янки, дом и урожай наверняка бы сожгли. Всем известно, что ваша мать не скупилась на милости и охотно дарила благосклонность всякому, кто носит штаны.

— Она была потаскухой, — бесстрастно подтвердил Кейн.

— И это истинная правда, янки. Но хоть Розмари и лежит в могиле, я не позволю ей себя ограбить.

— И поэтому задумала прикончить меня, — скучающе протянул Бэрон, и ладони Кит мгновенно вспотели.

— Вернее, убрать с дороги. Тогда «Райзен глори» станет моей, как и должно было быть с самого начала.

— Что ж, по-своему ты права, — кивнул он. — Хорошо, я готов. И как собираешься действовать?

— Что?!

— Убивать меня. Каким именно образом? Хочешь, чтобы я повернулся спиной? Так тебе не придется смотреть мне в лицо, когда спустишь курок.

Кит, мигом забыв о тоскливо-тянущем чувстве, сгустившемся где-то в животе, побагровела от возмущения.

— Что за бред ты несешь? Думаешь, я смогу уважать себя, после того как выстрелю человеку в спину?

— Прости, это всего лишь предложение.

— И чертовски глупое. — Струйка пота скользнула у нее по шее за воротник.

— Я пытаюсь облегчить тебе задачу, вот и все.

— За меня не волнуйся, янки. Побеспокойся о своей бессмертной душе.

— Хорошо. Приступай.

Кит зажмурилась.

— Я так и собиралась.

Глубоко вздохнув, она подняла руку и прицелилась. Свинцовая тяжесть оттягивала ладонь с такой силой, словно вместо револьвера она держала пушку.

— Ты когда-нибудь стреляла в человека, Кит?

— Замолчи!

Колени подгибались, а рука вдруг стала ходить ходуном. Кейн же, наоборот, выглядел спокойным, даже расслабленным, словно только что встал с постели.

— Бей сюда, между глаз, — тихо посоветовал он.

— Заткнись!

— Так быстрее и надежнее. Правда, мозги разлетятся по всей кухне, но тебе это нипочем, верно, Кит?

К горлу подступила тошнота.

— Заткнись! Сейчас же заткнись!

— Ну же, давай, и покончим с этим.

— Заткнись!!!

Револьвер взорвался оглушительным грохотом. Раз, другой, третий… еще…

И щелканье пустой обоймы.

При первом же выстреле Кейн бросился на пол. Только когда все стихло, он поднял голову. На стене, возле которой он только что стоял, пять круглых дырок обрисовали силуэт человеческой головы. Он перевел взгляд на Кит. Плечи опущены, руки бессильно повисли, в пальцах болтается бесполезный револьвер.

Он осторожно встал, подошел к стене, принявшей предназначенный для него свинец, провел пальцем по идеальной дуге и медленно отступил.

— Ничего не скажешь, малыш. Ты чертовски хороший стрелок.

Для Кит окружающий мир погас. Она потеряла «Райзен глори», и за это некого винить, кроме себя самой.

— Трусиха, — прошептала она. — Проклятая, малодушная, жалкая девчонка!

Кейн заставил Кит лечь в маленькой спальне на втором этаже. Перед тем как закрыть за собой дверь, он тихо произнес несколько слов. Приказ его был короток и точен: пока он не решил, что с ней делать, Кит не смеет притрагиваться к лошадям. А если попытается сбежать, дорога в «Райзен глори» навсегда будет для нее закрыта.