Невинная распутница - Колетт Сидони-Габриель

Антуан чувствует, как всё плывёт у него перед глазами, и негодующе взрывается, благоразумно переходя на шёпот:

– Но это же неправда! Ты сама знаешь, её родители сказали, что она уехала в Париж вместе с…

– С коммивояжёром! Знаю, знаю! Папаша Люзо заплатил им, чтобы они молчали. Эти люди ради денег способны на всё.

Раздавленный её логикой, Антуан на минуту замолкает, но затем его возмущённый здравый смысл берёт верх. В своём негодовании он осмеливается даже схватить в крепкие ладони хрупкие запястья Минны:

– Послушай, Минна, ты говоришь что-то чудовищное! Этого нельзя делать, если нет доказательств! Кто тебе сказал?

Серебристое облачко вокруг невидимого лица Минны колышется в такт её смеху:

– А ты думаешь, я такая глупая, что всё тебе расскажу?

Вырвав свои запястья, она вновь застывает в царственной неподвижности:

– Мне многое известно, сударь! Но вы не вызываете у меня доверия!

У чувствительного неловкого мальчика подступают к глазам слёзы, и он говорит нарочито высокомерным тоном:

– Не вызываю доверия? Разве я когда-нибудь ябедничал? Да хоть сегодня утром, когда папаша Корн пришёл жаловаться, что потоптали его грядки… я что, натрепался?

– Ну, знаешь! Этого бы ещё недоставало! Иначе я бы с тобой вообще не разговаривала.

– Так что же? – молит Антуан.

– О чём это ты?

– Ты скажешь мне?

Он отказался от всех попыток выказать пренебрежение, он клонится всем своим длинным телом к маленькой равнодушной королеве, которая таит столько секретов в своей головке, осенённой серебристо-светлыми волосами…

– Посмотрим, – отвечает она.

– Можно войти, Антуан? – слышится за дверями голос Минны.

Антуан, всполошившись, как испуганная старая дева, мечется по комнате с криком: «Нет, нет!» – и судорожно ищет свой галстук. В дверь нетерпеливо скребутся, и Минна распахивает её настежь:

– Почему же «нет, нет»? Потому что рубашка у тебя расстёгнута? Ах, мой бедный мальчик, неужели ты думаешь, что меня это смущает?

Минна, в голубом полотняном платье, с белой лентой в гладких волосах, встаёт перед кузеном, который нервно завязывает найденный наконец галстук. Она смотрит ему в лицо своими бездонными чёрными глазами, окаймлёнными дрожащей тонкой бахромой блестящих ресниц. Антуан, не в силах превозмочь восхищение, отворачивается. В глазах этих суровая чистота, которую можно увидеть только у младенцев – очень серьёзных, потому что они ещё не умеют говорить. В тёмной их глади пляшут отражения, и Антуан, увидев в них на мгновение себя, смущается, и рубашка становится ему тяжела, как рыцарю панцирь…

– Зачем ты смачиваешь волосы водой? – спрашивает Минна, настроенная агрессивно.

– Чтобы пробор держался, разве не понятно!

– Это некрасиво, у тебя волосы становятся плоскими, будто ты краснокожий.

– И для того, чтобы сказать мне это, ты врываешься, когда я ещё в рубашке?

Минна пожимает плечами. Она кружит по комнате, разыгрывая взрослую даму, пришедшую с визитом, склоняется к застеклённой коробочке, уставив в неё указательный палец:

– Что это за бабочка?

Он тоже наклоняется, и тонкие волосы Минны щекочут ему шею.

– Вулкан.

– В самом деле?

Внезапно расхрабрившись, Антуан берёт Минну за талию. Он понятия не имеет, что делать дальше… Запах лимонной вербены, свежий, как волосы Минны, заставляет его сглотнуть пряную кислую слюну…

– Минна, отчего ты больше не целуешь меня, когда здороваешься?

Очнувшись, она отстраняется от него, вновь обретая безупречную важность манер:

– Потому что это неприлично.

– А когда никого нет? Как сейчас?

Минна размышляет, уронив руки на подол платья:

– Верно, никого нет. Но вряд ли мне бы это доставило удовольствие.

– Почём ты знаешь?

Произнося эти слова, он ужасается своей дерзости. Минна ничего не отвечает… Он вспоминает вдруг, как читал после обеда одну пикантную книжку: тогда он точно так же дрожал, у него точно так же горели уши, а руки стали ледяными. При этом воспоминании он вспыхивает, а Минна неожиданно решается:

– Ну ладно, поцелуй меня. Только мне придётся закрыть глаза.

– Ты считаешь меня таким уродливым? Нисколько не тронутая жалким откровенным вопросом, она качает головой, тряхнув блестящими кудрями:

– Не считаю. Но таковы мои условия.

Она закрывает глаза, выпрямившись в ожидании. Чёрные озёра исчезли, и внезапно она кажется ещё более светленькой, ещё более юной: спящая девочка… Неловко подавшись вперёд, Антуан утыкается в щёку жадными губами, хочет сделать ещё одну попытку… Но две маленькие ручки с острыми ногтями отпихивают его, а мгновенно раскрывшиеся сумрачные глаза безмолвно кричат ему: