Принцесса - Линдсей Джоанна

— В чем не уверена?

— В том, что хочешь выйти за меня замуж. Он вел себя как-то неспокойно, и Таня не понимала причины.

— Я уверена, что хочу. Но для полной уверенности мне надо знать: если бы ты не был связан словом, долгом и волей отца, ты женился бы на мне?

— Да!

Таня немного опешила:

— Тогда почему ты сердишься сейчас?

— Пойми, когда невеста в ночь перед свадьбой зовет к себе жениха, это значит, она решила отказать ему.

Таня ласково посмотрела ему в глаза.

— А вдруг ей хочется, чтобы ее немного подбодрили?

— Ты хочешь этого?

— У меня сегодня появились некоторые сомнения. Я в замешательстве. Ты, с одной стороны, хочешь, чтобы мы с тобой поженились, а с другой — считаешь, что мы неровня. Так, во всяком случае, ты мне уже говорил.

— А если я передумал?

— Хорошо. Но есть еще одно — тебе не нравится, что я красива, — продолжала Таня и добавила, набравшись смелости:

— Я никак этого не могла понять вплоть до сегодняшнего дня.

— И что ты поняла?

Вместо ответа Таня спросила дрогнувшим голосом:

— Штефан, будет ли у нас нормальная семья? Ты будешь спать со мной, любить меня? Хочешь ли ты иметь от меня детей?

Он вскочил со стула так резко, что Таня вздрогнула от испуга. Но Штефан бросился к ней, чтобы поцеловать. Это ее слова на него так подействовали или он просто не хочет отвечать сразу? Сколько же можно сомневаться? Хотя ей было приятно снова оказаться в его объятиях… Как долго они не были вместе!

Неожиданно Штефан подхватил ее на руки. Она вздохнула, уткнулась лицом в его грудь и сказала тихо:

— Ты даже себе не представляешь, какой обладаешь притягательной силой, Штефан. И я не отношу это за счет твоей внешности, хотя ты, слава Богу, не урод, меня привлекает в тебе все. Не буду говорить о вспыльчивом характере, с которым я уже смирилась Но то, как ты себя…

— Довольно! — раздался знаменитый окрик, но не очень грубый, просто так ему было привычнее отказываться от щекотливого разговора.

Штефан хотел усадить Таню в кресло, но она прижалась к нему всем телом и обвила его шею руками.

— Ты не веришь мне? Жаль. Прости меня за то, что я затронула эти больные струны. И все же я не понимаю, почему ты так чувствителен к этому, Штефан. Когда я впервые тебя увидела, то на твои шрамы даже не обратила внимания — меня поразили твои необычайные глаза, дьявольский блеск которых просто околдовывал. Только потом я все рассмотрела и сразу почувствовала к тебе симпатию и сочувствие. Подумала — вот человек, который, так же как я, знает, что такое боль, не понаслышке.

Штефан опустился в кресло вместе с ней и держал теперь ее на коленях. «Как тогда… — мелькнуло у нее в голове, — в таверне…» Она посмотрела на его растерянное лицо и осторожно провела пальцем по его шрамам.

— Я их не вижу, даже когда смотрю вблизи. Потому что передо мной смуглый, обаятельный мужчина, благодаря которому я впервые узнала, что такое настоящая страсть. Ни с кем я не переживала таких мгновений, как с тобой, Штефан. Неужели ты думаешь, что я могла бы так упиваться близостью с тобой, если бы меня беспокоили твои шрамы?

Он ничего ей не ответил. Таня с сожалением подумала, что у него наверняка было наготове очередное обидное замечание насчет ее прошлого — мол, те твои парни тебе платили всего несколько монет, а я готов дать целое королевство за твою любовь…

Она резко встала, решившись наконец расставить все точки над i.

— Хорошо, раз это вечер признаний, я сделаю самое главное. Когда я приехала с тобой в Данциг, я была нетронутой девушкой. И хочу сразу внести ясность, так как ты плохо помнишь ту ночь, — ты не лишил меня девственности, это я отдалась тебе. Но если ты думаешь, что я собираюсь сотни раз повторять это тебе, чтобы ты поверил, то ошибаешься.

— Таня, как я мог не почувствовать этого? — воскликнул Штефан. — Мыслимое ли дело!

— Конечно! — Таня готова была разрыдаться. — Я же была шлюхой, шлюха и есть! Штефан встал и схватил ее за плечи.

— Хватит с меня твоих обид. Меня не интересует твое прошлое, Таня. Слышишь? Меня не интересует, кем ты была! Ты теперь моя, и я… Это самое главное.

Таня только смотрела на него во все глаза, не веря своим ушам. Он почти признался ей в любви! Но что остановило его? Опять неуверенность в себе? И это после всех ее слов… Он сомневается в ней? Нет, не может такого быть. Какая нелепость! Гордость не позволяет ей предъявить ему заветную простыню. Гордость не позволяет ей просить Андора сказать ему правду. Она должна без конца доказывать, что принадлежала только ему одному? Не так уж это и трудно и даже, может быть, приятно…