Кровавая месса - Бенцони Жюльетта

Певцу пришлось подчиниться. С тяжелым вздохом, растопившим бы даже айсберг, он встал и последовал за Клотильдой, которая вышла из гостиной походкой королевы варваров, ведущей за собой добычу к своей боевой колеснице. Когда за ними закрылась дверь, Жуан расхохотался, что с ним случалось нечасто.

– Возможно, Эллевью великий певец, но это несчастнейший из мужчин! – прокомментировал он. – Позволять женщине водить себя на поводке... Таких девиц следует дрессировать при помощи плетки! Но у него никогда не хватит на это смелости.

– Может быть, и хватило бы, – задумчиво ответила Лаура – она стояла у окна и наблюдала за вышедшей из дома парой. – Но он боится Клотильду. Она способна на все, и Эллевью знает об этом. Кроме того, повинуясь ей, он пытается отвести ее подозрения от своей настоящей любви. Я, кстати, тоже служу ему прикрытием.

– Эллевью сам сказал вам об этом?

– Да. Видите ли, его возлюбленная вместе со своей семьей скрывается от муниципалов в Сюси. Как только Клотильда Мафлеруа окончательно убедится в том, что Жан Эллевью любит только Эмилию де Сартин, она немедленно выдаст ее. Между прочим, я иногда передаю Эмилии весточки от Жана.

– Вы ездили к этим женщинам?

– Да, вместе с Биной. Они очаровательны, а малышка Эмилия настоящая красавица! У нее есть еще брат шестнадцати лет, и он тоже очень красив.

Жуан нахмурился.

– Мне кажется, вам следует воздержаться впредь от подобных визитов. Это слишком опасно.

– Вы правы, в последнее время Париж пугает меня. Невозможно выйти из дома и не наткнуться на полицейских, которые вытаскивают из дома ни в чем не повинную женщину. Скоро они примутся и за детей! Такие зрелища я выношу с трудом. Ничем нельзя оправдать эту ненависть, эту звериную жестокость...

Жуан мог бы поспорить со своей хозяйкой, но он знал, что Лаура не станет его слушать. И потом, совсем не плохо, что молодая женщина наконец испугалась. Возможно, хотя бы теперь она поймет, что лучше всего сидеть дома и ничего не предпринимать.

И в самом деле, в течение следующих нескольких недель Лаура почти не выходила из дома. Она с все возрастающей тревогой прислушивалась к шуму обезумевшего города, окружавшего ее мирный островок. Новости приносили ей Питу и Сван. Форма солдата Национальной гвардии, которую носил журналист, и благоволение Конвента, которым пользовался полковник, позволяли им бывать всюду, все видеть и все слышать. Благодаря им Лаура узнала о том, что «всемогущий народ» не ограничился разорением могил королей в Сен-Дени – из Пантеона выкинули прах Мирабо и поместили туда останки Марата. Ей рассказали и о казни мадам Дюбарри. Бывшая фаворитка Людовика XV была так напугана, что потеряла сознание, когда ее привязали к доске гильотины. В довершение ко всему Робеспьер, хитрый лис, использовал разоблачения Шабо, в показаниях которого фигурировали Питт, принц Кобургский, де Бац и многие депутаты. Неподкупный во всеуслышание заявил о разоблачении заговора врагов Франции. Так возникло «дело об иностранном заговоре». Это послужило поводом для усиления репрессий в Вандее и стало пугалом для обывателей.

Лаура узнала также, что Эбер и Дантон все чаще оказывались объектами критики, подогреваемой Робеспьером, который стремился к диктатуре. Дело дошло до того, что, когда Дантон однажды отправился отдохнуть в провинцию с молодой и очаровательной женой, его срочно вызвал в Париж встревоженный Камиль Демулен. Дантон немедленно вернулся в город, но выглядел по-прежнему уверенным в себе. Великолепный оратор, крупный мужчина, он не сомневался ни в своем ораторском искусстве, ни в своей силе и презирал карликов, пытавшихся его свалить.

У друзей Лауры дела обстояли не лучше. Жюли Тальма пребывала в постоянном страхе за себя и за своих сыновей-близнецов, ожидая прихода полиции или секционеров, потому что великого трагика уже арестовали. Кое-кто вспомнил, что после побед Дюмурье на востоке в доме Тальма устроили праздник в его честь. Теперь, когда Дюмурье перешел на сторону англичан, актеру это припомнили, как и то, что он был другом жирондистов. Только заступничество Давида защищало Жюли, но удастся ли художнику спасти самого Тальма, этого предсказать не мог никто.

Анна-Мария де Бофор, которая раньше часто навещала Лауру и которую та любила за острый язык и живость ума, исчезла из города следом за Жюльеном Тулузским.

К сожалению, несмотря на все принятые им меры, Питу никак не удавалось увидеться с Мари. Молодую женщину по-прежнему держали под домашним арестом. Журналист знал только, что некий Арман, полицейский, навещает гражданку Гранмезон каждый день – и цветов он ей не приносит. Что же касается де Баца, то никто не знал, где он и что с ним.