Всем бедам вопреки - Бэнкс Майя

Она чувствовала себя греховной и распутной. И что всего поразительнее, ей это нравилось. Кто и когда обвинял ее в чувственности? Называл женщиной, способной вскружить мужчине голову?

Непристойная дрожь послала озноб по ее животу, по мере того как подол платья поднимался все выше. А когда платье упало на пол, Рионной овладела паника.

Одетая только в одну сорочку, вряд ли служившую препятствием для его пытливого взгляда, она изнемогала от стыда и краснела все сильнее. Он смотрел на нее так, словно хотел проглотить живьем. Словно был хищником, охотившимся на добычу. Ей следовало бояться, но на самом деле она чувствовала приятное предвкушение.

— Мне не следовало так спешить. Нужно было получше насладиться зрелищем, но я нетерпелив и не смогу ни минуты дольше выносить такое возбуждение. Я просто должен увидеть тебя, девочка. И так хочу коснуться, что меня трясет.

Рионна никогда не падала в обморок. В жизни не теряла сознания, но сейчас колени предательски подгибались, а голова кружилась так, что она боялась упасть.

Она словно лишилась тела и плавала в каком-то восхитительном облаке сна, от которого не хотела пробуждаться. Только ее сны раньше не были такими чувственными, и в них не появлялся великолепный воин, стоявший перед ней. Охваченный дрожью желания. Глядя на нее, как на единственную в жизни женщину.

Он в мгновение ока избавил ее от сорочки, и на ней неожиданно осталась только перевязь, обхватившая груди. По ее телу прошел озноб, хотя она совсем не замерзла.

Он долго смотрел на перевязь, прежде чем поднять глаза.

— Странно скрывать такое сокровище женской красоты. Ты себя стыдишься?

Рионна поспешно опустила глаза.

— Нет… то есть да. Может быть. Они мешают, — выдавила она.

Кэлен хмыкнул:

— Я разрываюсь между желанием запретить тебе прятать их и позволить показывать только мне.

— Ты… тебе они нравятся?

— О да, девочка. Мужчины обожают подобные вещи. Но мне они понравятся больше, когда я сниму эту перевязь.

Он повернул ее к себе спиной, осторожно развязал концы полотняной ленты и стал разматывать, перекидывая с руки на руку, пока груди не вырвались на волю.

Он бесстыдно смотрел во все глаза, хотя не только на ее груди. Теперь, когда она была совсем обнажена, он не торопился, разглядывая ее тело с головы до кончиков пальцев. И вдруг взглянул в ее глаза. Из груди вырвалось хриплое дыхание.

— Ты прекрасна.

Его ладони заскользили по ее телу, благоговейно гладя. Ее груди отяжелели. Заныли. И напряглись. Соски сморщились и затвердели, умоляя о прикосновении.

Она затаила дыхание, когда он провел пальцами по соскам. Стрелы изысканного наслаждения пронзили живот до самого лона. Там, внизу, повлажнело. Она набухла и… горела.

И еще пыталась удержаться на ногах, но он наклонил голову, и губы сомкнулись на тугом соске. Рионна ахнула и пошатнулась.

Он со стоном подхватил ее, повернулся, шагнул к кровати и, не выпуская Рионну, упал на нее. Она ударилась спиной о соломенный матрас.

Его губы завладели ее губами так, что она задохнулась. Когда он поднял голову, она с трудом втянула в легкие воздух. Прежде чем Рионна смогла прийти в себя, он провел горячими губам по ее подбородку к шее, ниже и стал сильно сосать сосок. И с каждым движением его губ она стонала все громче под бушующими волнами страсти. Он обводил языком каждый бугорок, лизал и прикусывал, пока она не стала извиваться, окончательно потеряв голову.

Он вел себя как изголодавшийся человек, давно не видевший куска хлеба. И все же оставался необычайно нежен, хотя временами был груб, и это ее смущало.

Она хотела большего. Нуждалась в большем. Но не была уверена, чего хочет и в чем нуждается.

Он лизал ее грудь, пока один бутон не очутился на краю его губы. Он стал сосать его, прикусывая, тянул зубами, пока она, вскрикнув, не впилась ногтями в его широкие плечи.

— Кэлен, пожалуйста. Милосердия!

Он поднял голову. В глазах отражались пляшущие языки пламени.

— Милосердия? Но я не знаю, что это такое. Уверяю, ты будешь молить о большем. Обязательно.

Он целовал ложбинку между грудями и тихо бормотал:

— Ты прекрасна, Рионна. Никогда не прячь то, чем наградил тебя Господь. На тебе Божье благословение.

Она впитывала его слова сердцем, получая утешение, в котором нуждалась, сама того не ведая. Как может этот резкий, неподатливый человек говорить, подобно поэту? Он жесток. Его слова суровы. Он часто унижал ее. Не щадил чувства. А теперь ухаживает, как за возлюбленной.

Он целовал ее тело, двигаясь все ниже, пока не накрыл губами пупок. Прикусил чувствительную плоть.

И снова на ее коже выступили гусиные мурашки. Но он, к ее полному потрясению, опускался все ниже. Раздвинул ее бедра так, что его голова оказалась над венериным бугорком.

Он не может. Не осмелится…

О Боже, он осмелился.

Запустил пальцы в кустик волос, скрывавший пульсирующий центр ее женственности, разделил ноющие набухшие складки. Она была так ошеломлена, что не смогла возразить, когда он прижался поцелуем к ее влажной плоти.

Она дрожала так, что тряслись даже бедра и колени. Груди напряглись, упруго торчали и так нестерпимо ныли, что хотелось сбросить кожу.

И тут он лизнул ее. Прежде чем обвести языком крохотный комочек нервов, о существовании которого она раньше не подозревала.

Он нежно поцеловал ее и стал сосать крошечный бугорок, пока Рионна не превратилась в сгусток желания. О да, он точно не солгал насчет поцелуев.

В ней все сильнее копилось ощущение чего-то неизбежного. Тело превратилось в туго сжатую пружину. Наслаждение расцветало, становясь почти болезненным, спускаясь все ниже, до пульсирующего бутона, который Кэлен продолжал немилосердно терзать.

Сейчас она просто разлетится на миллионы осколков, но каждый раз, когда Рионна думала, что это произойдет, наслаждение только усиливалось, доводя ее до безумия.

— Кэлен! Пожалуйста, я не знаю, что делать!

Он продолжал целовать ее изнемогающую плоть.

А когда поднял голову, глаза горели хищным светом.

— Дай себе волю, девочка! Ты борешься с неизбежным. Клянусь, я не сделаю тебе больно. Тебе будет хорошо. Расслабься и позволь мне любить тебя.

Его слова накрыли ее теплым покрывалом и успокоили разгулявшиеся нервы. Когда его губы снова коснулись ее, она вздрогнула и закрыла глаза, напряжение снова стало расти. И все началось сначала.

— Ты на вкус, как чистый мед. Никогда не пробовал ничего слаще. Я схожу с ума от желания. Ты все, что я искал в женщине, Рионна. Не скрывай этого и не стыдись.