Опасные страсти - Мартин Кэт

Отчаянная кровавая схватка длилась два часа; солдаты с той и другой стороны падали, словно деревья, поваленные бурей. Потом наступил перелом. Французские шеренги дрогнули, и австрийцы мало-помалу начали овладевать положением.

Подразделение Адриана получило приказ перегруппироваться; он вывел своих людей из боя и осадил Минотавра на вершине невысокого пологого холма. Французы под командованием маршала Бессьера вступили в битву в семь утра, обрушившись на противника плотными колоннами. Австрийцы сражались, не жалея сил, и сейчас, обозревая поле брани, Адриан подумал, что они вполне могут взять верх.

Однако победа давалась нелегкой ценой. За последние два дня были убиты и ранены двадцать тысяч австрийских солдат; потери французов исчислялись примерно той же цифрой.

Разглядывая поле, усеянное окровавленными трупами, Адриан крепко стиснул зубы, чувствуя, как его охватывает усталость, которая не имела ни малейшего отношения к сражению. К тому времени, когда он покинул поле боя и поднялся на холм над госпитальной площадкой, он понял, что в его душе произошли перемены. Он устал от войны и битв, его угнетала смерть и кровь, ему была невыносима мысль об искалеченных и убитых.

Ему надоела суровая армейская жизнь, он устал от одиночества. Он долго служил своей стране верой и правдой и теперь хотел одного — вернуться домой.

Эта мысль явилась для Адриана настоящим откровением, хотя каким-то непостижимым образом в ней не было ничего неожиданного. Судя по всему, он уже давно лелеял ее в своем сердце. Должно быть, Элисса угадала в его глазах то, чего он сам не замечал.

Адриан подумал о ней, и его вновь пронзила боль. Он любил эту женщину, и теперь ему захотелось сказать ей об этом; ему уже давно следовало признаться в своих чувствах. Адриану хотелось забрать Элиссу в Уолвермонт, превратить замок в настоящий дом, которым тот, по сути, никогда не был. Ему хотелось, чтобы замок наполнился детьми, хотелось услышать, как они называют его отцом, хотелось разделить свою жизнь с той, которую, как ему казалось, он любил куда сильнее, чем она его.

С вершины холма он видел светловолосую голову своей любимой. Элисса склонялась над раненым солдатом, держа его за руку и успокаивая мягким голосом. Он увидел, как солнце освещает ее золотые волосы, как слабый ветерок колышет их, открывая щеку девушки, и грудь у него сжалась от тоски. Адриан подумал, что никогда не видел ничего более прекрасного, чем ее перепачканное, измазанное пороховой гарью лицо, усталая улыбка и измученные глаза с отяжелевшими веками.

Он долго смотрел на нее, пытаясь собраться с духом, думая о том, какую боль причинил ей. Он хотел сказать Элиссе, что она была права, что он оказался трусом, но теперь ничего не боится.

Теперь он не боялся любви. За два минувших дня он нашел в себе силы и отвагу сразиться с противником, куда более опасным, нежели враги, противостоявшие ему на полях военных битв. Адриан лишь боялся, что опоздал, что теперь не сумеет убедить Элиссу в своей искренности, что она не простит ему жестокой обиды.

Полковник пришпорил жеребца; даже во время схватки его сердце не билось так сильно. Что скажет ему Элисса? Что он скажет ей, какими словами загладит вину за те страдания, которые ей принес?

Из-за спины Адриана послышался голос, заставивший его рывком натянуть поводья.

— Полковник Кингсленд! — К Адриану мчался лейтенант Бисли, офицер его подразделения. — Прошу прощения, сэр. Генерал Равенскрофт послал меня передать вам приказ срочно явиться к нему.

Адриан с сожалением бросил через плечо взгляд на Элис-су, которая продолжала хлопотать над раненым. Он устало вздохнул, чувствуя горечь разочарования. Казалось, его и Элиссу всегда будут разделять непреодолимые препятствия.

— Хорошо, лейтенант. Показывайте дорогу.

Госпиталь облетели последние вести. В ходе тяжелых боев маленькие деревушки Асперн и Эсслинг добрый десяток раз переходили из рук в руки, однако к вечеру 22 мая стало ясно, что австрийцы победили. Все это время Элисса трудилась, не жалея себя, исполненная решимости сделать хотя бы то немногое, что было в ее силах.

Наложив компресс на лоб раненого, она откинула назад прядь взлохмаченных, мокрых от пота волос и утомленно перевела дух. Каждая косточка, каждый мускул и сустав ее тела мучительно ныли, но поток раненых не иссякал. Она опустила взгляд на солдата, за которым ухаживала. До сих пор тот бредил, но теперь его глаза открылись, и он внимательно рассматривал Элиссу, На лице раненого застыло смущенное выражение.