Тибо, или потерянный крест - Бенцони Жюльетта

— С кем? Там никого не осталось, кроме Гераклия и мирных горожан.

— Простые люди, когда надо, умеют проявлять героизм. Благодаря Бодуэну крепостные стены были отстроены заново, а окружающие город рвы глубоки. Кроме того... мне бы очень хотелось вернуться в монастырь!

— Вы что-то придумали?

— Да. До утра еще далеко. Мы можем войти в воду и плыть до тех пор, пока не минуем мусульманское сторожевое охранение, а потом добраться до Бельвуара, крепости госпитальеров, которая стоит на страже долины Иордана. До нее отсюда шесть или семь лье. Если нам повезет, может быть, найдется какой-нибудь конь, уцелевший в этой резне.

— Думаете, в Бельвуаре еще кто-то остался?

— Конечно. Крепости тамплиеров или госпитальеров не лишились своих защитников. Ушли только те, кто был в главных домах. Саладину нелегко будет справиться с Бельвуаром, стоящим на высокой скале. Для нас это единственная возможность принесли еще хоть какую-то пользу...

— Ну, раз вы так говорите!

Тибо вскочил. Он испытывал слишком сильную потребность в действии, чтобы обсуждать план Адама. Да, впрочем, ничего другого им и не оставалось. Оба, стараясь двигаться как можно тише, выскользнули из шатра, который никто не охранял. Снаружи, вокруг большого желтого шатра, окруженного палатками эмиров, как курица цыплятами, праздник продолжался при свете факелов, под воинственные песни, среди дыма, поднимавшегося над жарящимся мясом. До озера было рукой подать.

Два друга ужами проползли по жесткой траве, среди тростника, достигли берега и тихо, без плеска и брызг соскользнули в воду... Заквакала и ускакала прочь потревоженная лягушка. Вода в озере в этот поздний час была прохладная, почти холодная.

Подняв глаза к усыпанному звездами небесному своду, Тибо молча помолился, затем медленно поплыл за уже удалившимся от берега Адамом. Они двигались вдоль берега в сторону юга, сдерживая, насколько возможно, дыхание и замирая от малейшего подозрительного шороха. Ни на мгновение они не заметили тени, отделившейся от шатра, когда они его покинули. Тень проследила за их побегом и вернулась к султану...

Беглецы плыли долго, и лишь совершенно убедившись в том, что вражеский лагерь остался позади, выбрались на берег и легли, чтобы отдохнуть и отдышаться. Потом они направились к долине Иордана.

Глава 11

Плачь, о Иерусалим...

Как и предполагал Тибо, на следующий же день Саладин завладел Тивериадским замком, где застал принцессу Эшиву. Любезно ее поприветствовав, как и подобало при встрече со столь высокородной дамой, он сообщил ей, что она может отправиться к супругу в Триполи. Он даже предоставил ей большую охрану, чтобы она могла путешествовать со своими служанками в полной безопасности. Затем он разрушил часть города, разместил в замке гарнизон, после чего, приказав построить часовню в память о своей победе у Рогов Хаттина, двинулся дальше к Акре, большому приморскому городу, торговому порту франкского королевства, и был приятно удивлен тем, что не встретил ни малейшего сопротивления. Прево, иначе говоря — правителем города, был Жослен де Куртене. До него долетели страшные слухи о кровавой бойне в Тивериаде, и Саладину достаточно было лишь показаться у городских ворот, чтобы он вышел ему навстречу с ключами от города и в сопровождении большой делегации купцов. Им султан предоставил выбор: купцы могли остаться в городе или же покинуть его, в том и в другом случае он обещал им полную безопасность. Многие, и в первую очередь сам Куртене, предпочли уйти, прекрасно зная: что бы там пи обещал победитель — пока он в городе, порядок будет обеспечен, но стоит Саладину хоть ненадолго покинуть город, и его эмиры оберут их дочиста. Базары были роскошными, и турецкие солдаты набивали карманы золотом, расхватывали товары, привезенные со всей Азии, тащили великолепные узорные шелка и венецианский бархат, которые доставляли сюда в изобилии. Здесь можно было найти и разнообразные продукты, сахар; горы оружия и много чего еще. Оставив и Акре своего сына Афдаля, Саладин продолжил свой победоносный путь.

Тысячи пленных уже тянулись к Дамаску, где их ждал вовсе не божественный свет, а самое тяжелое рабство, потому что вскоре рабов на рынке стало так много, что цены на них упали, и крепкий, сильный раб стоил не больше пары туфель без задника. Но двух самых ценных пленников, Ги де Лузиньяна и Жерара де Ридфора, Саладин оставил при себе, низведя их до уровня фактотумов ⁷⁹. Он пообещал им свободу, если сдадутся другие крепости, и оба бедняги, испив чашу позора до дна, старались как могли, уговаривая своих подданных и рыцарей отдать без боя свои крепости врагу. Так и случилось в Бейруте, Яффе и других прибрежных городах, таких, как Хайфа и Кесария. Эмиры Саладина разоряли и грабили города Галилеи. Иногда они находили городские ворота открытыми, а города пустыми: жители бежали в графство Триполи и княжество Антиохию, на которые Саладин нападать был не должен — разве не был граф Триполитанский, можно сказать, другом султана? Что же касается Антиохии, Боэмунд, ее бездарный правитель, наконец-то овдовевший, не придумал ничего лучше, чем жениться на своей любовнице Сибилле де Бюрзе, которая с давних пор осведомляла Саладина обо всем, что происходило в округе, и потому там пока еще можно было жить спокойно, лишь издали слыша звон цепей, шум резни и гул пожаров.