Несущая свет. Том 3 - Гиллеспи Донна

Суния нахмурила брови, пытаясь разобраться в этой мистике, а затем пожала плечами.

— Даже сама Рамис, и то не признала бы этих римских волков за родственников. Они надоели мне до тошноты, а то, что они заставляют тебя совершить круг почета перед трибунами, полными этих беснующихся подонков, иначе как издевательством не назовешь.

С грустью в душе оставила Ауриана попытки объяснить Сунии глубинную суть вещей. Эта женщина удобно жила в мире своих простых понятий и среди того, к чему могла прикоснуться руками и увидеть глазами. Ей совсем ни к чему был дух, способный перевоплотиться в кота или кого-либо еще, чтобы обрести существование.

— Новизна отношений — вот слово, которое употребляет Эрато. Это совсем не похоже на злую шутку или издевательство.

— Какая в том разница? Вот если ты прикончишь Аристоса, новизна будет для всех.

— Ты неправильно выразилась, Суния. В нашем языке нет слова, чтобы…

Ее речь заглушили громкие выкрики, долетевшие с улицы.

— Освободите его! — доносились голоса из разных мест.

Затем толпа начала бросать в стены камни, палки, черепки. Ауриана подошла к окну.

— Они орут весь день, не переставая, — произнесла Суния, пожав плечами. — Клянусь ожерельем Фрии, эти люди привыкли драться и скандалить. Наверное, арестовали какого-нибудь видного вельможу.

Ауриана внезапно замолчала и насторожилась. Страшная догадка как молния пронзила ее. На нее повеяло смертельным холодом.

— Неужели они еще не всех вельмож перехватали? — удивилась Суния, но вдруг до нее дошло, о чем думает Ауриана, и она осеклась на полуслове.

Сердце Аурианы сжалось и захлопнулось, как дверца, не желая впускать туда ту страшную весть, которую уже с фатальной ясностью воспринимал ее разум. Оцепенев от горя, она смотрела вниз, стараясь разобрать то, что там происходило.

Небольшая толпа взбунтовавшихся граждан с факелами в руках сгрудилась вокруг конной статуи Домициана, стоявшей на площади перед Колизеем, забрасывая ее тухлыми овощами и падалью. Подоспевшие отряды городских когорт, встав шеренгой, оттеснили смутьянов и зевак от памятника, загнали их на улицу Скары, там окружили и погнали в тюрьму, где их должны были рассортировать в зависимости от общественного положения: клиенты влиятельных патронов будут отпущены, а те, у кого нет покровителей или денег на взятку магистрату, подвергнутся наказанию независимо от того, принимали они участие в беспорядках или нет.

Последний вопль, который донесся до них сорвал с нее покрывало оцепенения и поразил ее в самое сердце.

— Горе нам всем! Они лишили нас единственного толкового министра.

Услышав это Суния подошла к Ауриане и обняла ее за плечи. Сначала Ауриана восприняла страшную весть как неизбежность. Шаткое сооружение, на котором так долго удавалось удерживаться Марку Юлиану, рухнуло. Иного нельзя было и ожидать. Но затем ее тело содрогнулось от приступа гнева и боли. Он во власти чудовища. Его будут пытать. Ужасающие картины пыток представились ей во всех подробностях. Она зажмурила глаза, но вся сцена стала еще более зримой и непереносимой. Ауриана хотела кричать, биться всем телом о стену, пока не сокрушит ее или не погибнет. В мыслях она перевоплощалась в копье, пронзавшее тело Домициана, видела себя во главе войска, штурмующего дворец, однако вместо солдат в ее распоряжении были лишь пылинки, собравшиеся на давно немытом подоконнике. В этом мире нет утешения. Это одна пасть, пожирающая всех. Не успел человек родиться, а уже ждет смерть.

«Любимый! У тебя нет никакой надежды на спасение!»

Суния беззвучно плакала, уткнувшись в тунику Аурианы, которая ощущала близкое дыхание призрака. Костлявые пальцы смерти были готовы сомкнуться на ее горле. Можно разорвать тунику, скрутить жгуты и…

«Нет, я поклялась, а клятва имеет силу даже на том свете. Даже здесь, в стенах этой тюрьмы мои соотечественники как могут молятся за мою победу. Тот, другой дух, который скрывается в моем теле тоже должен увидеть солнце и луну. Мои бедные, измученные невзгодами соотечественники не должны знать, что моя душа покинула этот мир. Аристос будет сражаться с призраком».

Получив известие об аресте Марка Юлиана, Домиция Лонгина призвала к себе Кариния и приказала ему умереть вместе с ней. Служанки стали нарумянивать ей лицо и натирать тело пемзой, чтобы и после смерти она выглядела не менее красивой, а Кариний тем временем собирался с духом, чтобы перехитрить ее и тайно избавиться от своей порции аконита, вылив его в порожний черепок из-под ароматической мази, валявшейся в спальне. Когда они возлегли на ложе, покрытое роскошным шелком, в ожидании вечного успокоения, Кариний подождал, пока веки императрицы сомкнулись, а затем тихонько выскользнул за дверь и разыскал личного врача Домициана, который немедленно влил ей в рот противоядие.