Тайны ночи - Беверли Джо

Идея надеть на себя чужую личину очень понравилась Розамунде. Леди Гиллсет — смелее и ветренее, чем Розамунда Овертон. Леди Гиллсет не стала бы трястись от страха при мысли о мужчине, который лежит наверху, и о том, что должно произойти. Напротив, в предвкушении она бы плотоядно облизнула свои алые губки.

Итак, когда же это случится? После завтрака? Розамунда застыла на нижней площадке лестницы, не в силах двинуться дальше. В дневное время!

То, что казалось возможным ночью, совершенно исключалось при свете дня. Они с Дигби совокуплялись только под покровом темноты. Но, с другой стороны, она сомневалась, что сумеет оставить его здесь еще на одну ночь. Если он окрепнет настолько, чтобы… чтобы выполнить ее просьбу, значит, ему хватит сил отсюда уйти.

А может, запереть его в спальне?

Пленный любовник! Розамунда прикрыла рукой рот, сдерживая смешок.

А вот леди Гиллсет не стала бы колебаться. Она подбирала бы себе симпатичных бродяг по всей округе, а потом без сожаления с ними расставалась. Розамунда двинулась вперед, стараясь подражать походке беспечной распутницы леди Гиллсет: голова дерзко приподнята, бедра покачиваются. Задержавшись у зеркала, чтобы оценить эффект, она тотчас в досаде закатила глаза.

Даже если смотреть с той стороны, где нет шрамов, все равно выглядит смешно. Она всегда производила впечатление здоровой простушки, а уж никак не роковой женщины-вамп со своими светло-каштановыми кудряшками и круглыми румяными щечками. Она попыталась томно прикрыть ресницами голубые глаза, но вид получился какой-то полусонный. Вот если бы у нее было платье с глубоким декольте, она бы выставила напоказ свои пышные груди, но, увы, такого платья не было.

«О чем я думаю? — спохватилась Розамунда. — Он ведь уже согласился! Зачем его соблазнять?»

Она пошла на кухню. Здесь вовсю кипела работа. Из кастрюль валил пар, от очага тянуло ароматом свежеиспеченного хлеба и жареного бекона. Стройная молодая служанка деловито мыла тарелки, оставшиеся после завтрака мужчин. Как видно, слуги уже поели и разошлись по своим делам. А миссис Акентвейт тем временем мощным кулаком месила тесто в огромном горшке.

— Вы рано встали, миледи. Подождите минутку, Джесси накроет вам в комнате для завтраков.

Сев за стол, Розамунда откликнулась:

— Я с удовольствием позавтракаю здесь, миссис Акентвейт.

Экономка вскинула брови, но спорить не стала. Накрыв горшок с тестом полотенцем, она поставила его у очага и кивнула:

— Хорошо. Джесси, принеси хороший фарфор!

Розамунда воспользовалась бы и посудой для слуг, чтобы избавить их от лишней работы, но нарушить этикет — значит, посягнуть на святое.

Горничная пошла за фарфоровым сервизом, а миссис Акентвейт, вымыв руки, поинтересовалась:

— Вы заходили к тому мужчине, миледи? У меня пока не было времени.

— Ночью его вырвало, а потом я дала ему порошок от головной боли. С тех пор он спит.

— Да, мы видели ночной горшок. Это вы его вынесли, миледи? Надо было разбудить кого-нибудь из нас.

Розамунда взяла кусок хлеба и намазала его маслом.

— Этот человек — не ваша забота, миссис Акентвейт. Мы с Милли сами присмотрим за ним.

В этот момент в кухню вразвалку вошла укутанная в шаль Милли и направилась к черному ходу. Судя по тому, как быстро она вернулась, ночного горшка там уже не было.

— Что еще сделать, миледи? — спросила она.

Розамунда подавила улыбку при слове «еще». Милли говорила так, будто уже перелопатила кучу дел.

— Сядь и позавтракай, Милли, — сказала она и тут же сообразила, что нарушает правила приличия.

Джесси только что внесла в кухню сервиз из тонкого фарфора, а теперь ей надо было обслужить Милли.

Накрыв завтрак для Розамунды, горничная ушла за другим прибором. Миссис Акентвейт нахмурилась: как же благие намерения порой усложняют жизнь!

— Милли, — сказала Розамунда, — подвесь, пожалуйста, чайник над огнем — надо согреть воду для чая. И помоги Джесси приготовить завтрак.

Все сразу встало на свои места, и атмосфера в кухне разрядилась.

— Он назвал себя, миледи? — поинтересовалась миссис Акентвейт, выставляя тарелки для хлеба.

Розамунда чуть было не сказала правду, но вовремя спохватилась — чем меньше народу будет знать его имя, тем лучше.

— Он не помнит своего имени. Не помнит даже, как угодил в придорожную канаву.

— И неудивительно — так напился! А вам, миледи, лучше держаться подальше от этого прощелыги.