Солнечный свет - Картленд Барбара

Немного подумав, он медленно проговорил:

— Ваше сиятельство, у сэра Джарвиса чересчур много слуг, больше, чем в любом доме, где мы бывали. Но ваше сиятельство спрашивает мое мнение, и я могу сказать: здесь людям не очень хорошо живется.

— А почему?

— Я, конечно, не вполне уверен, но здесь какая-то другая жизнь. Я думаю, хотя, может, смешно, но здесь все чего-то боятся.

— Ничего смешного. Попытайся выяснить, чего они боятся, и вообще узнай все, что сможешь.

Ему показалось, что во взгляде Хибберта промелькнул азарт, как у терьера, учуявшего добычу. Вероятно, Хибберт, как и сам герцог, считал мирное, спокойное время скучным, а когда слуга вышел, он уже был убежден, что это так.

Жизнь протекала однообразно — вечеринка сменялась вечеринкой, где женщины были неоригинальны, в них не чувствовалось никакой индивидуальности; кругом царили скука и цинизм.

И вот теперь возникшая необходимость спасти Хиону воскресила в герцоге чувство, забытое со времен поражения Наполеона…

Он обдумал все, что рассказала ему Хиона, и представил общую картину. Да, будет нелегко доказать, пока Мидлтон не докопается до сути скандала, что сэр Джарвис платил большие деньги брату, дабы держать его за границей.

Как ни старался, герцог ничего не мог вспомнить, кроме каких-то обрывочных нехороших слухов о сэре Джарвисе.

«Наверное, это было слишком давно, — подумал он и вдруг вспомнил собственный ужас при виде рубцов на спине Хионы. — Девушку во что бы то ни стало надо спасти», — решил герцог, продолжая припоминать ее лицо со следами боли и унижения.

Ему хотелось хлестать и хлестать плетьми сэра Джарвиса, пока он не потеряет сознание. Отплатить ему той же монетой…

Сильнейший прилив ненависти, который герцог ощутил сейчас, переполнял его и тогда, когда он встретил хозяина дома на террасе, и лишь умение владеть собой позволило ему ответить сэру Джарвису льстивыми комплиментами сначала дочери, потом саду. Да, он — талантливый актер и будет играть свою роль и завтра, не вызывая и тени подозрения в том, что союз Клэрибел и Люсьена невозможен.

Однако мысли о подопечном заставили его забеспокоиться: Люсьена нелегко будет убедить в том, что любимая им девушка, как и ее отец, достойна порицания и презрения. Он знал особенности характера Люсьена — если открыто противиться его желанию жениться на Клэрибел, тем самым он заставит его еще решительнее добиваться поставленной цели независимо от воли опекуна.

«Я бы и сам так поступил», — подумал герцог. Ведь каждый влюбленный молодой человек безоглядно верит любимой женщине, нежели слухам, порочащим ее.

Да, это серьезное препятствие, которое предстоит преодолеть, чтобы воздать сэру Джарвису по заслугам.

Так же, как он разрабатывал тактику военных действий на полях сражений, герцог обдумывал предстоящие события и долго не мог заснуть.

Наутро перед завтраком он собрался прокатиться верхом, никогда не изменяя своему правилу — ни в имении, ни в Лондоне.

Хибберт разбудил герцога ровно в семь, молча помог одеться. Нарушив молчание, герцог сказал:

— Хибберт, попробуй выяснить, почему граф Дорсет, ухаживавший за мисс Клэрибел, внезапно отказался от нее и женился на другой.

— Я сделаю все, что от меня зависит. Но старшие слуги держатся очень замкнуто. В других домах я ничего подобного не видел — нас кормят каждого отдельно, у себя в комнате… Странно это…

Герцог изумленно поднял брови.

Он хорошо знал порядки в аристократических имениях: протокол соблюдался в людской еще строже, чем в гостиной. Так, Хибберт, будучи слугой герцога, за столом сидел по правую руку от домоправительницы, если не присутствовали слуги королевского двора. А камеристка супруги — если бы герцог был женат, — по правую руку от дворецкого. Каждый слуга как бы наследовал ранг хозяина и хозяйки. Герцог Алверстод мог поменять гостей местами у себя за столом, желая их развлечь и давая возможность им общаться. Но в людской все оставалось незыблемо.

— Да, странно, Хибберт, — согласился герцог. — И все же постарайся, что сможешь, выяснить. Я еще не помню случая, чтобы ты не добился успеха, — добавил он, зная, что подобной похвалой пробудит в слуге еще большее рвение. Он не сомневался в результате: Хибберт обязательно узнает что-нибудь до понедельника, когда намечен отъезд из Стэмфорд-Тауэрса.

В общем-то он готов был уехать и в воскресенье вечером, но Люсьен умолял кузена остаться в Стэмфорд-Тауэрсе на три ночи. Взволнованно он просил: