Пепел и экстаз - Харт Кэтрин

Рид нахмурился. До этого часа он вспомнил слова цыганки лишь однажды, когда обнаружил, что Кэтлин, действуя как Эмералд, нападает на его корабли. Он тогда рассвирепел и покинул ее, а когда, одумавшись, вернулся, она уже исчезла. Ему пришлось погоняться за ней по морю, пока он не нашел ее, но они спасли свой брак и соединявшую их бесценную любовь.

Тогда он и решил, что предсказание гадалки сбылось. Сейчас же он не был в этом уверен. Тот кризис казался весьма незначительным по сравнению с тем, что обрушилось на них сейчас.

«Ты узнаешь об этом, когда кризис наступит… не покидай ее… постарайся понять и простить… лишь любовью…» Слова звучали в его мозгу, не давая покоя. Развернувшись, Рид направил Титана назад, домой. Одно было ему сейчас совершенно ясно: он любил Кэтлин. Без нее его жизнь лишится всякого смысла. Она часто выводила его из себя, снова и снова она расстраивала и злила его, и приводила в отчаяние. Но она также восхищала, очаровывала и увлекала как никакая другая женщина на свете. Она была столь же изменчива, как погода, столь же шаловлива и проказлива, как гном из ирландских сказаний, столь же обольстительна, как морская сирена — верная, гордая,

редкая красота.

Верная — слово прозвучало в его мозгу как удар молота. Верность была одним из самых замечательных ее достоинств, неотъемлемой частью всего ее существа. Если Кэтлин давала слово, то можно было не сомневаться, что она его сдержит. Она защищала своих детей, как львица. Она была всегда верна себе и тем, кого любила. Обещание, данное Кэтлин, было дороже золота. Так могла ли такая женщина легкомысленно забыть о своих брачных обетах? Могла ли она поддаться чарам Жана, если бы у нее оставалась хотя бы малейшая надежда на то, что муж ее спасся и был жив? Он не поверил ей, да и другим тоже, говорившим, как тяжело она переживала его утрату. Зная лучше многих, какой великолепной актрисой она была, он решил, что она их всех обманула, разыграв из себя убитую горем вдову. Ему непременно нужно было узнать, действительно ли она оплакивала его в своем сердце. Подумав об этом, Рид снова решительно повернул коня и направился вместо Эмералд-Хилла в Саванну. Он знал, где сможет найти хотя бы часть ответов на свои вопросы. Лишь к рассвету он добрался до «Старбрайта» и того, что искал там — судового журнала «Волшебницы Эмералд». Несмотря на усталость, он тут же раскрыл его на дате своего исчезновения и, быстро просмотрев несколько страниц, остановился на отчете Финли о реакции Кэтлин на известие о его, Рида, смерти. Не веря собственным глазам, он прочел о ее мгновенном решении тут же отправиться на его поиски.

Последующие записи были сделаны самой Кэтлин, которая подробно описывала их путешествие на юг и начало поисков в том районе, где, по утверждению капитана Гатри, разразился шторм. Читая скупые строчки, Рид явственно ощущал ее отчаяние. Оно не являлось плодом его воображения, в этом у него не было никаких сомнений.

Наконец он дошел до места, где Кэтлин писала о том, как она прибыла на Гранд-Тер просить братьев Лафит о помощи. Эта запись, как и следующие, о начавшихся сразу же поисках сказала ему, как жаждала она его найти. Почти что физически он чувствовал, как с каждым днем росло ее отчаяние.

Описание Гаспарильи невольно вызвало у него смех. Затем он нашел ее отчет об обнаружении останков «Кэт-Энн». Вся страница была в разводах от слез, так что на ней почти ничего нельзя было разобрать.

Дрожащей рукой провел Рид по расплывшимся строчкам. Касаясь сейчас этого зримого доказательства ее слез, он в первый раз в полной мере осознал ту муку, которую Кэтлин пришлось испытать. При мысли об этом у него к горлу подступил комок.

Быстро Рид перевернул страницу и увидел сложенный лист бумаги. Из него он узнал о попытках Кэтлин утопиться с горя. Это не было официальной записью. Здесь Кэтлин изливала свою душу, и из глаз Рида катились слезы, когда он читал о владевших ею тогда мыслях и ее полном отчаянии.

Далее следовал пропуск в три месяца, когда Кэтлин возвратилась в Чимеру. Записи возобновились в январе 1814 года, когда Кэтлин, уже как Эмералд, вышла в море, горя желанием отомстить. Количество атакованных и захваченных ею судов поразило его, и он легко мог представить ее в роли отважной и дерзкой пиратки; однако, читая между строк, он чувствовал ее глубокое горе, полное безразличие к собственной жизни и гнев на судьбу, что украла у нее любимого.

Он вдруг вздрогнул, осознав, что добрался уже до записей за середину февраля, а она все еще говорила о мести и атаках, в которых она так безрассудно рисковала жизнью. Этот отрывок был написан всего за три месяца до их встречи, а Кэтлин по-прежнему тосковала о нем и жаждала мести. Каким же он был идиотом, думая, что она недостаточно его любила! Из того, что он только что прочел, было ясно, что она любила его сильнее, чем можно было себе представить, и оплакивала много дольше, чем он сам определил бы как приемлемый срок, не желая, чтобы она вечно несла в себе этот груз печали.