Любовь, только любовь - Бенцони Жюльетта

– Не выдавайте меня, отец мой, умоляю вас! Если вам хоть немного жаль несчастную женщину, не отдавайте меня Гарену! Подумайте, ведь я ношу ребенка, а он хочет его убить!

– Я знаю!.. Послушайте, дочь моя, я не смогу принять решение за несколько минут. Мне нужно спокойно подумать, что я должен сделать, чтобы разрешить эту трудную проблему. А пока живите здесь в мире. Я распоряжусь, чтобы вас и вашу служанку поместили в подходящую вашему положению комнату, отдельно от больных нашего странноприимного дома…

– Отец мой… – начала было Катрин, совсем не успокоенная.

Но он остановил ее, перекрестив, и ей пришлось покориться.

– Идите с миром, дочь моя! Вы в руках Бога. Он не ошибается.

Продолжать дальше было невозможно. Катрин не стала настаивать, она вернулась к Саре в еще большей тревоге, чем прежде. Если аббат решит, что она должна последовать за мужем, ничто – она была в этом абсолютно уверена – не спасет ее от участи, которая будет страшнее смерти. А разве мог священник разъединить то, что соединил Бог? Мог ли он под предлогом предоставления убежища отказать мужу и не дать ему забрать свою законную жену? Кроме того, Катрин не была уверена, что он до конца поверил в ее рассказ. Он не знал ее и не мог быть уверен, что она не одна из тех испорченных женщин, разврат которых является несчастьем семьи, заставляя применять самое суровое наказание. Пожалела Катрин и о том, что не попросила его написать Эрменгарде, чтобы получить от нее помощь…

Но за суровыми чертами лица Жана де Блези скрывалась, безусловно, гораздо большая хитрость, чем могла предположить Катрин, потому что уже на следующий день к вечеру большие ворота аббатства распахнулись, после того как кто-то ударил в колокол у входа. Кавалькада всадников въехала на внешний двор, подняв тучу пыли. Во главе кавалькады на белом от пены скакуне, размахивая хлыстом с золотой рукояткой, ехала высокая женщина, одетая в красное и черное, которая чуть не сломала шею, торопясь спешиться. Это была Эрменгарда де Шатовиллен собственной персоной!

С радостным криком неистовая графиня бросилась в объятия Катрин, которая выбежала, узнав ее. Она смеялась и плакала одновременно, настолько взволнованная и растерянная, что расцеловала Сару так же крепко, как и Катрин. Потом она снова повернулась к подруге.

– Ах вы, несчастная! – закричала она. – Где вы пропадали? Я ломала голову день и ночь. Черт возьми!..

– Я буду вам очень признателен, если, переступая порог моего монастыря, вы не будете ругаться как солдат, дорогая Эрменгарда, – раздался мягкий и спокойный голос аббата де Блези, который пришел к ним, узнав о приезде своей кузины. – Я не думал, посылая вам это письмо, что вы окажете мне честь и приедете сюда. Тем не менее я очень рад…

Величественный вид приора не обманул Эрменгарду и не произвел на нее большого впечатления, потому что она только рассмеялась в ответ:

– И не стыдно вам так меня обманывать, Жан? Вы, монах? Вы совершенно не рады меня видеть. Я создаю слишком много шума, занимаю слишком много места и всегда нарушаю вашу спокойную жизнь. Но случай слишком серьезный, и хочу вам сразу сказать, что волнения сейчас только прибавится!

– Но почему? – вздрогнул аббат.

– Потому что, прежде чем вы отдадите это несчастное дитя этому чудовищу, ее мужу, вам придется убить меня, – спокойно ответила та, снимая перчатки для верховой езды и доставая из сумочки огромный вышитый платок, которым она вытерла разгоряченное лицо. – Но велите же дать нам пообедать, я умираю от голода! Кроме того, мне необходимо поговорить с Катрин.

Выставленный таким образом своей ужасной кузиной, Жан де Блези со вздохом удалился. Он был уже в дверях, когда Эрменгарда окликнула его:

– Не забудьте, кузен! Если Гарен де Бразен обратится к вам, то вы закроете дверь монастыря и не впустите его.

– Боюсь, что я не имею на это права!

– Ну так возьмите себе это право! Делайте что хотите, можете даже в случае необходимости вооружить ваших бенедиктинцев, но запомните две вещи: во-первых, право убежища свято, даже король Франции не может его нарушить. А во-вторых, если вы хотите, чтобы Филипп Бургундский стал вашим злейшим врагом, то отдайте мадам де Бразен ее любезному супругу.

– Эрменгарда, вы совершенно невозможны! – едко сказал аббат, пожав плечами. – Угрожать осадой монастыря! Да как вам только в голову такое пришло?

То, что аббат принял за шутку Эрменгарды, не замедлило стать жестокой реальностью. В тот час, когда бенедиктинцы по зову колокола возвращались с полей и строились в пары под сводами римских арок монастыря, запевая славу Господу, привратник опускал ужасно скрипевшие засовы ворот, а Эрменгарда, Катрин и Сара собирались в церковь на службу, угрожающего вида кортеж въехал в Сен-Сен и направился к дверям аббатства.