Людовик возлюбленный - Холт Виктория

Все кончено: пришел конец его долгого правления. Он был королем Франции семьдесят два года, прошел путь от презираемого до обожаемого, но за всю свою жизнь так и не смог забыть то унижение, которому подвергалась его семья во время войны с Фрондой. Тогда он был совсем еще ребенком. Да, именно тогда в нем появилась исключительная гордость и непоколебимое желание стать единственным главой своего государства. Его знаменитые слова «Государство – это я» помнят до сих пор.

Когда жизнь подходит к концу, начинаешь вспоминать события, которые тогда казались незначительными, но спустя годы оказались решающими. Как-то он был на приеме у Конде в Шантильи, и там к обеду не подали обещанную рыбу. Для повара это стало настоящей трагедией: ведь за столом сидел помазанник Божий, а он не смог сделать все по высшему разряду! Повар так и не смог пережить этого и покончил с собой.

В то время для Людовика это событие не казалось таким уж из ряда вон выходящим.

Теперь он видел себя в прошлом, королевской походкой шествующим по жизни. Придворные церемонии, в которых ему отводилась центральная роль, представляли его святым. Он и впрямь стал считать себя таковым. Будучи единовластным правителем государства, в отличие от прежних королей Франции, он не позволял вмешиваться в вопросы правления своим любовницам. Он сам был государством – он, и только он один.

Сейчас, прикованный к постели, которую ему никогда уже не покинуть, король имел много времени, чтобы оглянуться на прожитые годы и в какой-то мере оценить свои свершения. Вокруг всегда было много людей, твердивших ему, что он бог. У него не было никакого желания им возражать, но боги не валяются в постели с гангреной, сжигающей их жизнь. Он смертен, полон человеческих слабостей, и, поскольку никто и никогда не указывал ему на них, он и никогда не пытался подавить их в себе.

Король знал, что каждый день люди во Франции умирали от голода, а он, именно он, тратил богатства страны на войны. Но разве все эти войны велись не во славу Франции и не в интересах французского народа? Нет, все это было во славу и обогащение Людовика! Война захватывала его. Он мечтал о французской колониальной империи, самой могучей в мире. По всей стране он оставил свидетельства мощи Франции.

Во-первых, Версаль, его дворец, он задумал как самый величественный в мире. Колонны Ле-Во символизировали число месяцев в году, а маски в сводах над окнами нижнего этажа – этапы человеческой жизни, ведь Версаль должен был стать центральной звездой Солнечной системы, вращающейся вокруг великого короля-солнца.

Из-за его страсти к строительству огромных дворцов и любви к войнам страдало огромное количество его подданных.

«Если бы я мог начать все заново, – думал умирающий король, – я бы поступил иначе. Я бы в первую очередь думал о людях, и они любили бы меня так же, как раньше, когда объявили королем в четыре года.

Четыре года! – думал он. – Я был слишком мал, чтобы стать королем Франции».

А сейчас вот в соседней комнате сидит другой маленький мальчик, который через день-два… наденет корону Франции.

Будущее наследника престола, Людовика XV, казалось настолько тревожным, что Людовик XIV перестал ворошить прошлое.

Он поднял руку, и тут же к постели подошел мужчина лет сорока.

– Чего изволите, ваше величество? – спросил он.

Людовик изучающе посмотрел в лицо своего племянника Филиппа, герцога Орлеанского. «Как же он похож на брата – чопорного, завистливого, вечно недовольного судьбой и тем, что пришел в этот мир на два года позже меня», – подумал Людовик.

О герцоге шла дурная слава. Всем было известно, что у него куча любовниц, а также о его чрезвычайном честолюбии и презрении к религии. Он был даже не прочь почитать во время мессы томик Рабле. Говорили, что герцог интересовался черной магией, хорошо разбирался в ядах (его подозревали в отравлении родителей маленького дофина, герцога и герцогини Бургундских). К тому же он часто напивался. Но Людовик знал, что герцог был вовсе не таким уж страшным, как его расписывали. Королю даже нравилась его дурная слава, и он всячески ее подхлестывал. Зачем-то герцогу Орлеанскому было нужно, чтобы окружающие его боялись.

У герцога была нежная душа, он был привязан к своей матери. Кроме того, этот холодный ум хорошо представлял себе, что будет со страной, потерявшей правителя. Герцог был добр и ласков с дофином. Людовик знал, что слухи о том, что герцог отравил родителей мальчика, были клеветой недоброжелателей. Герцог Орлеанский был сильной личностью, а стране в эпоху регентства понадобятся сильные люди.