Роковая любовь немецкой принцессы - Арсеньева Елена

– Что? – спросила Вильгельмина с запинкой, выпрямляясь и даже забывая о боли в спине. – Что вы… что ты расскажешь?

– Вилли! – зашипела рядом Амалия. – Ты с ума сошла! Ты говоришь с богемьен!

– Не скупись, красавица! Позолоти ручку! – весело воскликнула цыганка. – А я тебе такого жениха нагадаю!

– Вилли! – всплеснула руками Амалия. – Она с тобой разговаривает! Эта ужасная богемьен!

Цыганка бросила пренебрежительный взгляд на Амалию и снова повернулась к Вильгельмине:

– Ну что ж, дашь руку? Хочешь знать, что с тобой будет? Хочешь знать, что тебя ждет?

Боже мой! Неужели… неужели ее в самом деле ждет что-то иное, чем та унылая участь, которую она себе вообразила, пока ехала в карете?!

Девушка протянула дрожащую руку, и сухие, тонкие пальцы с длинными ногтями так и вцепились в нее, словно птичьи когти. Вот только птичьи когти не бывают унизаны тяжелыми медными и оловянными перстнями… и птицы не говорят. А эта богемьен говорила. И что она говорила, что говорила, Боже мой!

– Будешь, будешь королевой. Нет, императрицей! Будешь императрицей, вот помяни мое слово! Тебя полюбит несравненный красавец, и ты полюбишь его, и у вас родится сын… Но бойся ревнивой королевы, бойся злой королевы, бойся старой королевы! – выкрикивала цыганка, сверкая черными очами и, такое впечатление, пьянея от каждого своего слова. – Ты уедешь в далекую страну, в далекую зимнюю страну!

– А ну, пошла прочь! – раздался крик с козел, и длинный кучерской кнут угрожающе щелкнул над головой цыганки. Та вздрогнула, отшатнулась.

– Извольте войти в карету, ваши высочества, – пригласил Ганс Шнитке. – Мы поправили колесо, можно ехать. А ты уходи, ну-у! – И по его знаку кучер снова замахнулся на цыганку.

Амалия и Луиза, подбирая юбки, так и ринулись в карету.

– Скорей едем! – наперебой трещали они. – Ты представляешь, что с нами сделает матушка, если узнает, что ты болтала с богемьен и она брала тебя за руку?!

Да, герцогиня очень строга по части приличий… Даже трудно представить количество наставлений, которые обрушатся на бедную голову Вильгельмины! В самом деле, пора уезжать. Девушка, поддерживаемая Гансом, ступила на подножку. Все равно цыганка врет. Но как интересно! Как обворожительно-интересно!

Вильгельмина оглянулась.

Богемьен смотрела на нее с усмешкой.

– Хочешь, еще скажу о том, что тебя ждет? – спросила она своим таинственным, гортанным голосом. – Но только позолоти мне ручку, иначе гаданье не сбудется.

– Да кому нужно твое гаданье! – пискнула из глубины кареты Амалия. – Ганс! Гони ее вон!

Ганс угрожающе стиснул кулаки, кучер снова занес кнут, но на сей раз цыганка и бровью не повела. Только засмеялась, глядя на Вильгельмину:

– Не хочешь знать, что будет дальше? Ну что ж…

И она, окинув Вильгельмину таким же пренебрежительным взглядом, каким раньше смотрела на Амалию, неторопливо пошла к шатрам, раскинутым чуть поодаль, на опушке леса. Там горел костер, там бегали чумазые полуголые дети, оттуда доносились веселые голоса…

Вильгельмина вошла в карету, плюхнулась на сиденье и откинулась на спинку. Карета тронулась.

Девушка взглянула на сестер. Конечно, они не пропустили ни единого слова из пророчества богемьен, однако, когда Вильгельмина обернулась, и Луиза и Амалия живо отодвинулись на противоположный конец сиденья и сделали самые скучающие лица. Впрочем, ядовитая зависть, которой были с малолетства переполнены все три принцессы Гессен-Дармштадтские, не позволила им сохранить спокойствие.

– Смотри-ка! С ума сойти! – тоненьким злым голоском пропела младшая, Луиза. – Она станет королевой! Нет, императрицей! Ее полюбит красавец! Какая чепуха! Зачем красавцам эта унылая уродина?

Вильгельмина только скривила презрительно губы. Вовсе она не уродина и уж тем паче не унылая. Она не визжит от восторга, когда выпадает возможность поездить верхом, или когда приходит приглашение на бал, или когда отец устраивает катания на лодках, – да, это истинная правда. Не визжит! Но не потому, что ей не нравится ездить верхом или танцевать. Ее бесит кудахтанье сестер, она не может видеть, как они всплескивают руками и закатывают от восторга свои бледные глазки. Она не хочет уподобляться им. Она хочет быть другой!

И разве это плохо? Окажись она такой же трусихой, как Амалия и Луиза, к ней не подошла бы цыганка и не напророчила бы чудес, из-за которых сестрички просто изнемогают от зависти!

Честное слово, они вот-вот расплачутся!

– Не горюйте, барышни, – усмехнулась Вильгельмина. – Как только я стану императрицей, я приглашу вас обеих погостить и немедленно найду вам самых красивых и богатых женихов в своих владениях.

Малышка Луиза, куда более добродушная, чем старшая сестра, радостно засверкала своими небольшими светло-голубыми глазками. Зато вредная Амалия сразу приняла высокомерный вид.

– Ох, какая добренькая! – противно засюсюкала она. – Да ты сначала стань этой самой императрицей! Веришь в какую-то глупую болтовню и нас с толку сбиваешь!

– Почему же это глупая болтовня? – вступилась Луиза. – Разве ты не знаешь, что цыганское гаданье всегда сбывается?

– Сбывается, если за него заплачено! – засмеялась Амалия. – А разве Вилли позолотила этой богемьен ручку? Нет! Значит, и гаданье не сбудется! Цыганка сама это сказала!

И сестры наперебой принялись потешаться над каждым словом цыганки и занимались этим всю дорогу.

Вильгельмине очень хотелось наброситься на сестер и, сорвав с них парики, хорошенько отодрать за жиденькие волосенки (у нее-то были роскошные волосы, которые жаль было неволить под париками и которым эти противные девчонки ужасно завидовали), но она предпочитала хранить высокомерное молчание, хотя и с трудом удерживала слезы.

Не заплатила! А чем ей было заплатить? Принцессам не давали денег! И теперь чудесное гадание не сбудется!

Но вот карета въехала в ворота замка.

– Посмотрите-ка! – воскликнула Амалия, сидевшая у окна, обращенного к дому. – Что это с матушкой?

Сестры высунулись тоже и сразу поняли: дома что-то произошло. Ландграфиня Генриетта-Каролина мерила быстрыми шагами террасу. Это матушка-то, проповедница сдержанности и образец безупречных манер!

Уж не случилось ли что-то ужасное? Не хватил ли батюшку удар?!

«Если бы его хватил удар, – подумала Вильгельмина, – к нам съехались бы сочувствующие родственники. Все повеселей стало бы…»

– Девочки, скорей! Скорей! – замахала руками Генриетта-Каролина, когда дочки одна за другой выскочили из кареты и бросились к крыльцу. – Немедленно умываться, переодеться, причесаться. Даю вам полчаса времени. У нас гость! У нас такой гость!..