Кровавая месса - Бенцони Жюльетта

– Эй, полегче! Этот Конвент никогда не был моим!

– И я вас с этим поздравляю, сэр. Французы, конечно, никогда не были нам братьями, но разве наши короли не родственники? Ведь в письмах они всегда называли один другого «брат мой». Наш Георг III был очень шокирован, когда узнал о преступлении французов. Я бы даже сказал, что он был напуган. Король издал указ о глубоком трауре и приказал временно закрыть королевский театр. Вся Англия скорбит вместе с ним, вы сами в этом убедитесь, сэр. Вы увидите, что на каждом перекрестке продают портреты вашего несчастного Людовика и картины с изображением его мученической смерти. Как это все страшно! Король казнен, и тысячи несчастных вынуждены бежать из страны, чтобы их не постигла та же участь.

Де Бацу пришло в голову, что ему попался самый болтливый кучер во всей Англии, и все-таки от этого разговора барону стало легче. Жан, правда, никогда не любил англичан, но его глубоко тронуло их отношение к казни Людовика XVI, которую сам он так тяжело переживал. Кроме того, теплый прием, оказанный беженцам, вселял в его душу надежду на успех дальнейшей борьбы. Де Бац не сомневался, что получит любую необходимую помощь, если ему удастся вызволить королевскую семью, и особенно Людовика XVII, из тюрьмы. Барону не терпелось снова ринуться в бой: он боялся, что часы узников Тампля сочтены.

Неудобства путешествия, качка зимнего моря смогли победить угрюмое отчаяние. После провалившейся попытки спасти Людовика XVI по дороге на эшафот и смерти несчастного монарха Жан де Бац погрузился в угрюмое отчаяние. По дороге в Булонь под яростными порывами ледяного северного ветра он снова и снова переживал ярость, негодование, боль и желание немедленно отомстить. Его предали. Он знал, кто это сделал и почему, и испытывал непреодолимое желание немедленно броситься на поиски мерзавца, убить его ударом шпаги и получить жестокое, кровавое удовлетворение. Однако у Жана де Баца было слишком развито чувство долга и ответственности. Всему свое время, он еще сведет счеты с негодяем, но прежде всего История, которая требует от него действий, если он, Жан де Бац, хочет написать ее по-своему... Сейчас ему необходимо встретиться с Анной-Лаурой де Понталек, вернее с Лаурой Адамс, и ее спутником Анжем Питу. Маркиза и журналист уже должны были добраться до Лондона, и они наверняка ждут его у Шарлотты Аткинс.

Сам де Бац добирался в Англию через Булонь, где у него стояли на якоре два корабля с проверенной командой. Там же ему принадлежали два склада, где в случае необходимости можно было спрятать товары и эмигрантов. Лаура и Питу выехали в дилижансе в Сен-Мало, откуда планировали добраться до острова Джерси и отплыть в Англию на одном из кораблей матери Лауры, Марии де Лодрен. Это был сложный маршрут, но зато он не привлекал ненужного внимания. Ведь в подоле платья Лауры был зашит самый знаменитый из драгоценных камней того времени – большой голубой бриллиант Людовика XIV. Де Бац рассчитывал его продать и при помощи полученных денег спасти Марию-Антуанетту, маленького Людовика XVII, его сестру и Мадам Елизавету.

Пока они ехали к дому леди Аткинс, кучер перешел от рассуждений на политические темы к непредсказуемости человеческой натуры, что, возможно, представляло немалый интерес, но барон, погруженный в свои мысли, ничего не слышал. Когда лошадь остановилась, возница как раз заканчивал свой монолог:

– ...вот я и говорю, что ничего другого не остается, как начать войну с этими дикарями! Вы согласны со мной, сэр?

– Да, абсолютно, – машинально ответил де Бац.

Расплатившись, барон вышел из экипажа, поднялся по ступеням крыльца с колоннами в ионическом стиле и увидел высокого, сухопарого мужчину в плотном плаще, который стоял у дверей особняка Шарлотты и ожидал, когда ему откроют. Из-под плаща виднелись худые ноги в туфлях с серебряными пряжками, шляпа мужчины, сдвинутая на ухо, выглядела вполне современно, хотя волосы были причесаны на дореволюционный манер. Длинный крючковатый нос, агрессивный подбородок и крупный рот довершали картину.

Появление барона отвлекло незнакомца от ожидания, которое определенно затянулось.

– Такое впечатление, что дома никого нет, – обратился он к де Бацу, чуть улыбнувшись. И барон, отличавшийся великолепной памятью, сразу же вспомнил этого человка. Невозможно было забыть это лицо, напоминавшее маску из итальянской комедии.

– Пельтье! – воскликнул он. – Жан-Габриэль Пельтье! Я и не подозревал, что вы в Лондоне.