Фаворитки - Холт Виктория

— Это Божья кара грешному городу, — утверждали некоторые.

Роза опускала глаза, а Нелл громко протестовала. Она кричала, что Лондон не был грешным городом, это был веселый и полный удовольствий город, а она отказывается думать, что грешно смеяться и радоваться жизни.

Но она была слишком несчастна, чтобы отвечать со свойственным ей когда-то пылом.

Каждый день приносил все новые вести. Им говорили, что люди выбрасывали из домов мебель и грузили ее на баржи, что огнем была перекрыта вся река; рассказывали, как горели деревянные постройки на Лондонском мосту, как король и его брат герцог работали вместе, пытаясь преградить путь огню, как оказалось необходимым использовать порох и с помощью взрывов отделять плотные ряды легко загоравшихся деревянных домов.

Но наконец пришли и добрые вести.

Их сообщил дворянин, проезжавший Оксфорд из Лондона прелат, сожалевший о реставрации королевской власти и тосковавший о пуританских порядках времен протектората.

Проездом в Бэнбери он остановился в Оксфорде, и Нелл, увидев, что этот путник, несомненно, приехал из Лондона, подошла к нему, — но не затем, чтобы предложить селедку, а чтобы расспросить о новостях.

Он неодобрительно поглядел на нее. Ни одна достойная женщина, он был в этом уверен, не могла так выглядеть. Эти роскошные волосы, ниспадающие в буйном беспорядке, эти карие глаза в обрамлении темных ресниц и бровей, контрастирующих с золотистым блеском волос, эти пухлые щечки и красивые зубы, эти ямочки и особенно этот задорный носик не могли принадлежать добропорядочной женщине.

Нелл присела в глубоком реверансе, который больше подошел бы благородной даме и которому научил ее Карл Харт.

— Я вижу, благородный сэр, что вы торопитесь из Лондона, — обратилась она к нему. — Я бы с радостью узнала что-нибудь из новостей этого города.

— Не спрашивайте меня о новостях из Вавилона, — воскликнул благородный путник.

— Нет, сэр, не буду, — ответила Нелл. — Меня интересует Лондон.

— Это одно и то же.

Нелл скромно опустила глаза.

— Я родом из Лондона, сэр. Как ваше мнение, возможно ли бедной женщине вернуться туда сейчас?

— Говорю вам, что это сущий Вавилон. В нем полно проституток и головорезов.

— Больше, чем в Оксфорде, сэр… или в Бэнбери?

Он подозрительно посмотрел на нее.

— Вы смеетесь надо мной, сударыня, — ответил он. — Вам следует поехать в Лондон. Очевидно, что ваше место там. В этой клоаке куда ни поглядишь, везде на улицах одни развалины — доказательство Божьей кары… а эти лондонцы, чем они заняты? Все веселятся в тавернах и в своих театрах…

— Вы сказали «театрах»?! — воскликнула Нелл.

— Сказал, прости их Господи.

— Да хранит Он вас, сэр, за такие добрые вести.

Несколькими днями позже она, вместе с Розой и матерью, села в почтовую повозку и после утомительной поездки, путешествуя со скоростью две мили в час и сидя на полу повозки, в то время как возница вел лошадей по тряским дорогам, они дотащились наконец до Лондона.

Нелл едва сдержала слезы, когда снова увидела древний город. Она слышала, что старого собора Святого Павла, ратуши и гостиного двора, а также многих других хорошо известных достопримечательностей города больше нет; она слышала, что разрушено более тринадцати тысяч жилых домов и четыреста улиц и что две трети центра города лежит в руинах — от Тауэра вдоль набережной до церкви Темпля, и от северо-восточных ворот вдоль городской стены до Холборнского моста. Тем не менее она не была готова увидеть то, что предстало ее глазам.

Но, будучи по натуре оптимисткой и вспомнив, в каком виде они оставили город — с травой, растущей между камнями мостовой, с красными крестами на дверях и чумными телегами на улицах, — она воскликнула:

— Ну, сейчас он выглядит не хуже, чем когда мы его покинули.

А самое главное, труппа «Слуги короля» снова давала представление в театре.

Нелл тут же явилась в театр, который чудом сохранился, и сразу заметила — Томас Киллигрю даже увеличил сцену за то время, пока в театре не было спектаклей.

Лондон был рад, что Нелл вернулась. Она изменилась за два года своего отсутствия. Она рассталась со своим детством. В свои семнадцать лет она была хорошо владеющей собой молодой женщиной; она ничуть не утратила своего очарования; никогда еще она не была так стройна и изящна; она была так же находчива в разговоре; но все, кто ее видел, утверждали, что никогда еще она не была так удивительно красива.