Хозяин Соколиного гребня - Коултер Кэтрин

Глаза у нее хороши: зеленые, редкого оттенка, почти такого же, как болотный мох. Когда-то он хотел переспать с ней, а потом бросить. Но это дело у него сорвалось и иногда, изредка, когда на него накатывали приступы честности, он понимал, что поступил глупо, пытаясь соблазнить ее, как простую крестьянку. Она как-никак была принцессой, а принцессу нельзя просто так обольстить и бросить, даже если ты будущий властитель королевства Данло.

Но ему вовсе не хотелось на ней жениться. Он хотел взять в жены Инельду, дочку норвежского купца, который торговал в Йорке драгоценными украшениями. Волосы у Инельды были светлые, почти белые, а глаза – бледно-голубые. О Фрейя, как он желал ее! Но его отец требовал, чтобы он женился на Чессе, этой проклятой стерве, которая отвергла его, которая отравила его, из-за которой он чуть не выблевал собственные кишки.

Инельда, та отвергала его лишь потому, что была очень невинна, робка. Нет, на самом деле она не отвергла его, не прогнала, а только прошептала, что боится. Боится не его, пусть он, ее господин, так не подумает, а того, что случится, если она забеременеет. Что же ей тогда делать? Да, она боится, бедняжка, очень боится. Он обожал ее за этот страх и точно знал, что, женившись на этой ведьме Чессе, тут же вернется к Инельде и даст ей все, кроме разве что звания его законной супруги. Он о ней позаботится. И пусть рожает хоть дюжину детей, это его только обрадует.

– Слушай же, – повторил он, когда Чесса подняла голову. – Ты спросила, зачем я велел доставить тебя сюда. Я скажу тебе, зачем. Я отвезу тебя в Йорк. Ты выйдешь за меня замуж. Ты станешь будущей королевой Данло.

– Ах вот оно что, – медленно проговорила она. – Стало быть, твой отец все еще водит тебя на веревочке?

Он нагнулся, схватил ее за косу и резко дернул ее голову вверх, пока ее лицо не оказалось на одном уровне с его коленями.

– Не раскрывай рта, а то пожалеешь, – он дрожал от ярости. – Клянусь богами, я бы с удовольствием избил тебя до потери сознания. Но я этого не сделаю. Вместо этого я заставлю тебя сказать мне правду, глупая девка. Признайся, Чесса, тогда в Дублине ты ведь любила меня, желала меня, хотела выйти за меня замуж. Ты хотела, чтобы я лег с тобой в постель.

К его удивлению, она кивнула:

– Да, тогда я думала, что ты и впрямь меня любишь, и потому доверяла тебе. Я верила в твою честность и искренность, верила, что ты человек достойный. Но потом я раскусила тебя, и мне стало противно. Ты стал мне мерзок, и я сама стала себе отвратительна из-за того, что имела глупость поверить тебе. Жаль, что у меня под рукой было мало рвотных трав, а то бы я приготовила тебе зелье посильнее. Тебе, помнится, пришелся по вкусу этот напиток благодаря тому, что я добавила в него имбиря? Я слышала, как тебя рвало, и эти звуки были для меня словно музыка. Мой напиток не был отравлен, но я очень рада, что тебе стало от него настолько худо, что ты вообразил, будто выпил яд. Он окаменел от злости.

– Я хотел прикончить тебя за твое вероломство!

– Ты получил то, что заслужил. Ты лгал мне. Ты обманывал меня. У тебя нет чести.

– Я только хотел переспать с тобой, но не имел желания видеть потом каждый день твое проклятое лицо. А ты отравила меня.

– Я же сказала тебе, что в моем зелье не было яда. Я просто хотела, чтобы тебе стало так плохо, что ты сам захотел бы умереть, но не смог.

Он отпустил ее косу. Он до сих пор ясно помнил, как ужасно болел у него живот, как его без конца сводили мучительные спазмы, как извергалась у него изо рта горькая желчь, помнил запах блевотины, которым пропиталась его одежда. Он расквитается с ней за свои страдания! У него уже сейчас руки чешутся схватить ее за горло и придушить. Но он ничего ей не скажет, пусть помучается, гадая, что у него на уме.

– Я больше не стану тратить на тебя любезные слова, Чесса. Я хотел взять тебя и я это сделаю, и мне все равно, нравится тебе это или нет. Только попробуй еще раз причинить мне вред, и тогда я позабочусь, чтобы с тобой произошел несчастный случай, а я изображу большое горе, когда буду рассказывать о твоей гибели моему отцу.

– Ты не посмеешь прикоснуться ко мне, Рагнор, или я найду способ прикончить тебя, клянусь богами.

Как же мне жаль, что я не видела собственными глазами, как тебя выворачивало наизнанку! Правда, мне все было слышно, и я славно посмеялась, потому что ты получил по заслугам. Ты оскорбил меня, Рагнор, и я отомстила тебе. Разве не так поступил бы на моем месте мужчина? Так почему этого не может сделать женщина?