Констанция. Книга первая - Бенцони Жюльетта

— Что случилось, Шарлотта? — осведомился Робер Абинье.

Пожилая крестьянка с плачем принялась объяснять:

— Мой мух еще до рассвета уехал из дому, а сейчас его конь вернулся домой. Ну и что?

— Так конь вернулся один, а моего Пьера нет.

— А куда он поехал? Крестьянка пожала плечами.

— Он ничего не сказал. Поднялся, когда было еще темно и шел дождь, и сказал, что скоро вернется. Но уже прошло столько времени, а его все нет. И еще, господин, вся телега забрызгана кровью.

Робер Абинье недовольно поморщился.

— Так говоришь, кровью?

— Да, да, господин.

— И он не сказал, куда едет, и ты ни о чем не знала, Шарлотта?

— Знала, знала, он собирался поехать в лес.

— Ладно, Шарлотта, иди домой, я все равно собирался поехать осмотреть свои поля и сейчас отправлюсь, может быть, найду твоего мужа.

— Найдите, найдите, — взмолилась женщина, — ведь я осталась совсем одна, а у меня на руках еще трое детей.

— Ладно, ладно, Шарлотта, успокойся, иди. Когда женщина покинула двор, Робер Абинье вернулся в столовую. Жена и дети вопросительно посмотрели на Робера.

— Шарлотта говорит, что ее Пьер уехал с утра. а час назад конь с пустой телегой вернулся домой. Этель Абинье задумалась.

— Может, Пьер не привязал коня и тот убежал?

— Не знаю, но я все равно собирался осмотреть поля и, чтобы успокоить Шарлотту, обещал ей поискать Пьера.

— Отец, отец, возьми с собой меня! Ведь ты же говорил, что мы поедем вместе.

— Раз говорил, значит и поедем. Заканчивай завтракать и собирайся.

— Я уже поел, — Филипп вскочил из-за стола и стал одеваться.

— А можно и я поеду с вами? — сказала Лилиан, глядя, как ее старший брат ловко натягивает сапоги.

Нет, Лилиан, ты останешься дома и будешь помогать матери.

Через четверть часа Робер и Филипп Абинье уже были в седлах.

Они быстро отыскали на влажной после дождя земле глубокую колею от телеги Пьера и двинулись по ней. Осенний туман еще не рассеялся, и отец с сыном не могли видеть, куда ведет колея.

— Скорее всего, конь убежал, — сказал, вглядываясь в туман, Робер.

Девятилетний Филипп зябко ежился от тумана, то и дело поглаживая гриву своей лошади. Ведь это совсем недавно отец, уступив просьбе сына, подарил ему невысокую резвую кобылу. И каждый раз, когда Филипп садился в седло, он радовался тому, что становится похожим на взрослого мужчину. Каждый день Филипп

Бегал на конюшню и тайком от родителей приносил своей лошади какое-нибудь угощение: то корку хлеба, обильно посыпанную солью, то яблоко, то несколько виноградин.

— Хорошая моя, хорошая, — ребенок гладил лошадь и заглядывал в ее большие влажные глаза.

Он видел в них свое отражение и несказанно радовался. Ему казалось, что лошадь думает о нем.

Но вот беда, выезжать одному отец не позволял.

И когда Филипп спрашивал, Робер морщил лоб и в уголках рта образовывались горькие складки.

Не надо, сын, далеко ездить от дома, всякое может случиться.

— Что может случиться, отец? — настойчиво спрашивал Филипп.

И тогда Робер, положив руку на плечо сыну, говорил:

— Ведь ты, Филипп, можешь попасть в руки этих проклятых Реньяров, а они не знают жалости. Они думают, что мы живем на их земле.

— А разве эта земля не наша? — спрашивал Филипп.

— Наша, сынок, у нас даже есть королевская грамота, в которой указано, что эти земли навсегда пожалованы роду Абинье. Но раньше, когда-то давно, они на самом деле принадлежали Реньярам.

— Отец, но если у нас есть грамота, то почему эти Реньяры думают, что мы живем на их земле? Надо им показать эту грамоту.

— Сынок, они видели ее. Несколько раз мы уже с ними судились, но это бесполезно. Их ничем невозможно убедить, они свято верят, что это мы захватили их земли и ненавидят всех Абинье. И вообще, Реньяр ненавидит всех, кто живет вокруг. Они даже ненавидят короля.

— Как, самого короля? — спрашивал мальчик.

— Да, самого короля. Поэтому ты должен быть осторожен и пока не вырастешь, пока не станешь сильным, должен быть подле меня. Ведь только я смогу защитить тебя, пока ты не вырастешь.

— А это Реньяры убили твоих братьев, отец? — спрашивал Филипп, вспомнив кладбище.

— Да, это они. Правда, мы ничего не могли доказать в суде, но я уверен, что это они. Гильом Реньяр сам грозился, что убьет и меня, что он уничтожит весь наш род.

— И Лилиан? И мать?

— Нет, сын, женщин они не тронут. Эти разговоры вспоминал девятилетний Абинье, не спуская глаз с золотистой стерни, примятой колесами повозки. Колея уходила в туман.