Дар - Гарвуд Джулия

Король улыбнулся своему вассалу с выражением простодушного ожидания. Лоуренс засиял в ответ. На лице его повелителя было написано столько доброты и искренности, что барон почувствовал себя глубоко несчастным. В течение многих лет, до того как болезнь затуманила его разум, Георг действительно был более чем король. Его отношение к своим подданным было на самом деле отношением мудрого отца к своим детям. Этот человек заслуживал лучшей участи.

Барон подошел к королю, встал рядом с ним, потом обернулся к группе людей, которые казались ему особенно опасными, и дрожащим от ярости голосом крикнул:

– На колени!

Все преклонили колени.

Хьюго с неподдельным изумлением вглядывался в лицо Лоуренса. Он действительно не представлял себе, что его друг мог быть столь грозным. Да и сам Лоуренс до сегодняшнего дня не мыслил себя в такой роли.

Королю понравилось это единодушное проявление верноподданнических чувств. А большего ему и не нужно было.

– Барон! – Он бросил взгляд в сторону Лоуренса. – Немедленно пойди и приведи жениха и невесту. Становится поздно, а впереди еще много дел.

Когда Лоуренс, получив приказ и поклонившись королю, направился к двери, тот, повернувшись в кресле, взглянул на Хьюго сверху вниз:

– Так где же дамы? Осмелюсь заметить, я почему-то не вижу ни одной. Отчего это так? Я спрашиваю, сэр Хьюго.

Хьюго очень не хотел говорить королю правду, состоящую в том, что присутствующие здесь мужчины явились не на свадебный пир, а на оргию кровавой мести. И женщинам не было здесь места. Но такую правду нельзя было открывать королю.

– Да, мой король-отец, – выпалил Хьюго. – Я так же, как и вы, заметил отсутствие дам.

– Но почему это так? – продолжал настаивать на более конкретном ответе король.

Из головы Хьюго улетучились все мало-мальски правдоподобные объяснения, уступив место полной сумятице. В отчаянии он обратился к приятелю:

– Почему это так, Лоуренс?

Барон был уже у выхода. В голосе друга он уловил панические нотки и тотчас повернул назад.

– Поездка сюда была бы слишком утомительной для таких… таких нежных леди, – выпалил он первое, что пришло ему в голову.

Большого труда стоило ему произнести эту фразу до конца. Это была откровенная ложь: любой, кто имел хоть малейшее представление о «нежных леди» семейств Уинчестер и Сент-Джеймс, знал, что нежности в них было ничуть не больше, чем в диких кошках. Но провести короля ничего не стоило, быстрый кивок его головы свидетельствовал, что объяснение вполне удовлетворило монарха.

Барон немного помедлил, чтобы еще раз взглянуть на Уинчестеров. Ведь это их поведение в первую очередь стало причиной его невольной лжи. Затем он наконец отправился выполнять поручение.

Первому предстать перед собранием надлежало жениху. Как только высокий долговязый маркиз Сент-Джеймс вошел в зал, присутствующие расступились перед ним, образуя широкий коридор.

Вошедший в зал жених больше всего напоминал могучего воина, внимательно всматривающегося в строй своих подчиненных. Будь он более невзрачным, Лоуренс легко мог бы представить его этаким молодым заносчивым Чингисханом. Но назвать маркиза невзрачным никак было нельзя. Природа одарила его темными, с каштановым отливом волосами и ясными зелеными глазами. У него было худощавое, с тонкими чертами лицо и уже сломанный в поединке, который он, несомненно, выиграл, нос. Небольшая горбинка на переносице, слегка портившая его профиль, тем не менее еще больше подчеркивала его красоту.

Натан, так звали его близкие, был одним из самых юных знатных вельмож государства. Ему едва исполнилось четырнадцать лет. Могущественный граф Уэйкерсфилд, его отец, не мог присутствовать на церемонии бракосочетания, так как находился за пределами страны, выполняя важное королевское поручение. О происходящих же сегодня событиях граф вообще не имел ни малейшего представления. Барон знал наверняка, что тот придет в ярость, узнав об этом. Даже в самом спокойном состоянии граф был очень неприятным человеком, но если его выводили из равновесия, он становился мстительным и злобным. Было хорошо известно, что по раздражительности и порочности он стоил всех членов клана Сент-Джеймсов, вместе взятых. Лоуренс не без основания полагал, что именно поэтому семейство обращалось к нему для решения всех важнейших вопросов внутренней жизни.

И все же при всей своей неприязни к графу барон не мог не восхищаться Натаном. Он проводил с мальчиком много времени и каждый раз замечал, что, внимательно выслушивая суждения других, он всегда поступает по-своему. Это верно, что ему всего четырнадцать лет, но так же верно и то, что он уже стал самостоятельным мужчиной. Лоуренс уважал его и немного сочувствовал, потому что ни разу не видел улыбки на его лице. Это вызывало чувство сострадания.