Свободная от страха - Картленд Барбара

— Может, все это и глупость, но я чувствую, что что-то ужасное происходит в особняке в отсутствие герцога. Мадемуазель очень обижена его пренебрежением к ней и собирается встретиться с каким-то другим мужчиной.

— Что ж тут удивительного? — резонно произнес Питер. — Она хороша собой, и, пожалуй, не найдется в Париже никого из мужчин, кто бы не мечтал поужинать с ней наедине.

— Но она предупредила, что, если кто-то проболтается о ее свидании, будет немедленно уволен.

— Разумеется, ей не хочется так быстро расстаться с герцогом, — улыбнулся Питер, в очередной раз удивляясь неопытности сестры. — Такие богатые и щедрые поклонники не попадаются слишком часто.

— Но почему она так неприлично ведет себя? — спросила Иоланда. — Ведь это нечестно… и даже… неспортивно… — Более подходящее слово не пришло ей на ум.

Питер расхохотался.

— Женщинам неведомы правила честного спорта. Они считают, что им позволены любые приемы в достижении заветной цели.

— Да, наверное, ты прав, — вздохнула Иоланда, вспомнив о шкатулке актрисы, наполненной драгоценностями.

Питер все же поинтересовался:

— Кстати, кто этот любезный джентльмен, который согласился разделить сегодня ужин с нашей милой актрисой?

— Я о нем никогда прежде не слышала, — ответила Иоланда. — Мадемуазель Дюпре отослала письмо в какое-то министерство, вроде бы некоему месье Жозефу Фуше.

К ее изумлению, Питер вздрогнул при упоминании этого имени, будто конь, подстегнутый хлыстом.

— Ты в этом уверена?

— Конечно. Я сама отнесла это письмо мажордому.

— Господи! Для чего ей понадобилось приглашать именно этого поклонника из всех прочих, — задал себе вопрос Питер, который почему-то теперь выглядел озабоченным.

— А почему бы и нет? — спросила Иоланда. — Ей хочется насолить герцогу и возбудить в нем ревность.

— К Жозефу Фуше нельзя ревновать.

— Почему нельзя?

— Потому что он не поклонник мадемуазель, как ты думаешь, сестренка. — Лицо Питера по-прежнему сохраняло серьезность.

— Так кто же он? — спросила заинтригованная Иоланда.

— Он самый страшный человек в Париже. Он — чудовище!

— Чудовище?

— Это министр тайной полиции и смертельная угроза для всех, кто вынужден скрываться вроде нас с тобой.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Мадемуазель Дюпре выглядела весьма взволнованной, когда переодевалась к ужину.

Она и так была раздражена и придирчива на протяжении всего дня, дюжину раз меняя свое решение насчет нарядов, так что Иоланде не представилось случая покинуть ее спальню и пообщаться с Питером.

Но после короткого дневного отдыха, когда время близилось к ужину, актриса словно бы ожила.

Иоланда постепенно привыкла к французскому обычаю, что для знатных женщин наступало где-то после пяти часов пополудни особое время, когда они удалялись в свои будуары или спальни и их навещали особо желанные гости. Ей казалось, что в эти часы именно герцог должен делить общество с мадемуазель, но, как оказалось, именно в это время он всегда отсутствовал.

Иоланда предположила, что между ними нет такой уж страстной привязанности, и он не расстался с ней только потому, что ему одиноко жить в столь огромном доме и он желает иметь рядом кого-то, с кем можно поговорить, когда ему скучно.

Но актриса была настолько некультурной и малообразованной, что Иоланда не могла понять, что могло бы заинтересовать герцога в этой женщине, кроме ее яркой внешности.

Питер возмущался тем, что его сестре приходится прислуживать такой вульгарной особе, как Габриэль Дюпре, но Иоланда уже приноровилась к грубому обращению актрисы со служанками.

— Герцог решил проводить время со своими друзьями, — вдруг заявила актриса. — Что ж, в таком случае, я буду принимать своих друзей… — Последнее слово она многозначительно выделила.

По тону, которым была произнесена эта фраза, Иоланде стало ясно, что актриса очень обижена тем, что ее не принимают в тех кругах, где вращается герцог.

Наполеон своей властной рукой расширил узкие рамки так называемого светского общества, хотя представители французской знати относились к нему по-прежнему с презрением, называя его за глаза «корсиканским выскочкой».

Но даже при той свободе и отсутствии условностей, которые ввел Наполеон в парижское общество, актрисы и другие женщины с такой же репутацией, как у Габриэль Дюпре, не имели доступа в Тюильри или на пышные ассамблеи, а также на светские приемы, благодаря которым Париж и заслужил право именоваться «столицей веселья и наслаждения».