Змея Сатаны - Картленд Барбара

Только когда он нащупал ее пульс и обнаружил, что тот слабо, но бьется, он снова взял ее на руки и понес к закрытому экипажу, поджидавшему за деревьями. Пират ковылял на трех лапах за ними, хотя никто ему не приказывал; когда граф бережно устроил Офелию внутри экипажа, он бросил на пол подушку для Пирата и тоже очень осторожно уложил на ней собаку.

Джейсон спросил:

– Вы думаете, что лапа у него сломана, ваша светлость?

– Хендерсон осмотрит его, как только мы доберемся до замка, – ответил граф. – Дайте собаке немедленно что-нибудь поесть.

– Он выглядит полумертвым от голода, милорд.

– Так оно и есть, – коротко ответил граф.

Как только рядом с Пиратом поставили пищу и он на нее жадно набросился, Джейсон закрыл дверь, сел на козлы, и кучер тронул лошадей.

Этот экипаж был специально приспособлен для далеких путешествий, его рессоры были лучше, чем у любой другой кареты; он был запряжен шестеркой лошадей и, оказавшись за городом, помчался, вздымая за собой клубящиеся облака пыли.

Граф приказал добраться до деревни как можно быстрее.

Накануне ночью он тщательно разработал план; его решение, конечно, было навеяно поступком Рочестера эпохи Реставрации, похитившего в 1665 году из-под самого носа другого претендента наследницу, на которой собирался жениться.

Разница между этими двумя похищениями состояла в том, что наследницу увезли поздно ночью в экипаже его дедушки. Когда она вышла из Вестминстерского дворца, ее встретили две женщины и умчали на шестерке лошадей. За экипажем следовал ее соблазнитель, граф Рочестер. Такой экстравагантный поступок сыграл немалую роль в том, что его отправили в Тауэр, но нынешний граф знал, что единственный способ спасти Офелию, сделать то же самое.

Разница была и в том, что Джон Рочестер похитил Элизабет Маллет для своих собственных эгоистических целей: не только потому, что любил ее, но и потому, что она была наследницей.

Поступок графа был полностью альтруистическим: его не интересовала Офелия как женщина, он относился к ней как к ребенку, с которым настолько плохо обращаются, что довели почти до смерти.

Когда она осторожно пила свой бульон, стараясь не расплескать его, он смотрел на тонкие руки и заострившееся, похудевшее лицо и сказал себе, что даже если его привлекут к суду за похищение, то этот поступок полностью оправдан.

Тем не менее в его планы совершенно не входило, чтобы кто-нибудь узнал, что он замешан в исчезновении дочери Джорджа Лангстоуна. Он представлял, какой поднимется крик и шум, но во всяком случае, не раньше, чем Джордж Лангстоун вернется из Эпсома. Он предполагал, что Цирцея будет счастлива отделаться от Офелии. К тому же у нее нет ни малейших оснований связывать его с исчезновением ее падчерицы, если только магия не наделила ее даром ясновидения, недоступным обыкновенным существам.

Прошлой ночью он написал письмо, которое она должна была получить утром: в нем в самых цветистых выражениях он сожалел о том, что вынужден отменить свое приглашение поужинать сегодня вечером. Он писал:

«По причинам, над которыми я не властен – я думаю, что ваша светлость догадывается, в чем они заключаются, – я не могу сегодня вечером быть дома. Я не в состоянии выразить степень моего сожаления, что наш ужин наедине не может состояться. Могу ли я рассчитывать на то, чтобы доставить себе величайшее удовольствие вновь посетить вашу светлость при первой же возможности, чтобы принести лично мои извинения и наметить другой день, когда вы окажете честь посетить мой дом?»

Он закончил письмо комплиментами, которые Цирцея должна была оценить, и поручил майору Мазгрову доставить письмо с грумом около полудня. Он был уверен, что Цирцея решит, что ему приказано сопровождать принца Уэльского. Как и любая лондонская жительница, она знала, что его королевское высочество не любил отказывать себе в обществе тех людей, которыми он изволил себя окружить.

Он оставил майору Мазгрову и остальной прислуге строгие инструкции на счет того, чтобы никто не мог узнать, что его нет в Лондоне. Затем он приказал кучеру, в верности которого мог быть уверен так же, как и в надежности Джейсона, направиться в дорожном экипаже к парку. Им было приказано ждать там начиная с шести часов в условленном месте, указанном графом. Сам он пришел пешком по Парк-лейн и сел на скамейку, где они с Офелией сидели накануне.

Оказавшись там, он стал думать, что делать, если она не появится. Судя по тому, что он услышал от Эмили, похоже было, что она слишком сильно избита, чтобы могла ходить. Вряд ли она доберется до этой скамейки в рододендронах.