Своенравная леди - Райан Нэн

— Не лучше, но и не хуже. Я сейчас вернусь туда. Ночь прошла относительно спокойно, и я рад хотя бы этому.

В полдень под стук капель дождя по крутой крыше госпиталя Бет Эплгейт Бранд тихо скончалась. Остин сидел рядом и держал ее за руку. Перед самым концом она открыла глаза и посмотрела на него. Слабая улыбка тронула ее тонкие губы, и Остину показалось, что жена узнала его, когда на мгновение ее слабые пальцы сжали его ладонь.

Кризис 73-го года оказался длительным и глубоким. По всей стране разорялись предприятия и компании. Владельцы ранчо в Джек-Каунти, единственным источником доходов которых была продажа скота, отчаянно нуждались и деньгах, чтобы прокормить свои семьи. Они выставляли свои ранчо на продажу, но земля оказалась такой же бесполезной, как и скот. Просто ни у кого не было денег.

Только один человек в Джек-Каунти процветал и получал прибыль от разразившейся депрессии. Остин Бранд был теперь одним из самых богатых людей во всем Техасе. Со смертью Бет он унаследовал огромный банковский капитал на востоке, накопленный дедом Бет и завещанный ей. Имея и сам немалое состояние, Остин теперь стал чрезвычайно богат.

Он сочувствовал своим бедствовавшим соседям, но, кроме того, он был бизнесменом. Остин намеревался создать собственную империю на основе одного из самых больших ранчо во всем огромном штате, и лучшего времени, чем теперь, для этого не было. Он встречался с каждым из окрестных фермеров, кто хотел продать землю, предлагая приличную цену за их наделы, а также работу на своем ранчо. Владельцы земли были вне себя от счастья, получив его предложение, и быстро подписывали бумаги, передававшие бесполезную землю в его умелые руки. Обремененные женами и детьми, которых нужно было кормить и одевать, хозяева ранчо испытывали глубокую благодарность к Остину, разрешавшему им остаться в своих домах. Хотя дома теперь становились частью ранчо Бранда, они могли жить в них при условии, что каждое утро будут являться в контору Остина. Для одиноких мужчин Остин строил большое общежитие и кухню на месте своего старого дома. Не прошло и шести недель с того дня, как Остин начал переговоры по поводу покупки первого участка земли, а он уже владел тысячами акров превосходных пастбищ. Тем не менее осталось одно ранчо, которое не было выставлено на продажу, — небольшой участок, принадлежавший Сюзетте Фоксуорт. Это был ее дом, земля, которую с таким усердием обустраивал отец, и она не могла расстаться с этим. Однако Сюзетта решила больше не заниматься разведением скота. Приняв это решение, она попросила Остина подыскать старому Нату работу на своем ранчо.

— Я поступлю еще лучше, милая, — улыбаясь, ответил ей Остин в один из весенних дней 1874 года. — Я оставлю его на твоем ранчо. Нат будет выполнять всю работу по хозяйству, а также охранять тебя и твою мать.

Сюзетта Фоксуорт топнула ногой.

— Нет! Мы с мамой не нищие и не нуждаемся, чтобы вы платили нашим работникам. Если вам не нужен Нат, так и скажите, но не смейте даже думать, что я позволю вам брать на себя мои обязательства!

— Мне нужен Нат! Пожалуйста, не волнуйся.

— Прошу прощения, Остин. Кажется, гордость иногда делает меня очень противной. Я понимаю, что вы проявляете заботу, и ценю это. Я сказала не подумав.

— Милая моя, — улыбнулся Остин. — Гордость — самая неотразимая черта твоего характера. Никогда не меняйся. После того как Нат вернется из Абилина, я помогу ему перебраться в большое общежитие. Кстати, плотники уже вовсю трудятся над новым зданием. Хочешь поехать со мной и взглянуть?

— Мне очень жаль, но я устала и хочу домой, к маме. Может, как-нибудь на следующей неделе.

— Я буду ждать, — сказал он и вышел.

Наступил май. Кусты лилий, колокольчики и виргинский вьюнок превратили широкую террасу дома Фоксуортов в чудесное благоухающее место, где было приятно сидеть на прохладном ветерке. На девятнадцатилетие Сюзетты приехал Перри Вудс с женой Анной, тяжело переносившей очередную беременность, и годовалым Джошем. Они привезли с собой огромный белый торт. Застигнутая врасплох, Сюзетта, босая, с небрежно заколотыми на затылке волосами, оде гая в будничное платье, вскочила с кресла-качалки и бросилась встречать гостей, совсем забыв о своем виде.

— Я так рада вас видеть, — щебетала она, осторожно обнимая Анну.

Затем Сюзетта поцеловала Перри и улыбнулась сидевшему у него на руках малышу.

— Иди ко мне, Джош, — позвала она прелестного мальчугана и взяла его у отца.