Катрин и хранитель сокровищ - Бенцони Жюльетта

Катрин слышала похвалы певчим этого монастыря; это был самый знаменитый в ту пору монастырь, но ей никогда не доводилось зайти в него: только мужчинам позволялось заходить в сам монастырь, женщины же допускались в часовню, где покоился прах герцогов Бургундских, и то лишь в день похорон. И вот теперь Катрин могла бы ознакомиться хотя бы с часовней. Но к тому времени, как процессия миновала ворота Ош, была уже почти ночь и Катрин едва держалась на ногах. Она глотала маленькие таблетки и вдыхала нюхательную соль, которые дал ей Абу — аль — Хайр, и, несмотря на теплую одежду, очень продрогла, к тому же дым от факелов душил ее. При входе в часовню она споткнулась и чуть не упала, но Эрменгарда подхватила ее. Катрин благодарно посмотрела на нес. Она не смела просить свою подругу о помощи. Они прошли мимо статуи Филиппа Смелого, в позе молящегося, мимо статуи его жены и вошли в часовню.

Казалось, Эрменгарда, подобно Филиппу, превратилась в странный черный призрак с невидящими и ничего не выражающими глазами. Смерть герцогини была страшным ударом для хранительницы гардероба. В своем черном покрывале она выглядела очень удрученной, но тем не менее Эрменгарда старалась поддержать Катрин, так как чувствовала, что Катрин нуждается в этом.

Катрин едва обратила внимание на интерьер часовни — шедевр фламандского скульптора Клауса Слутера, на ее окна, украшенные жемчужным стеклом, на сокровище из резного камня, являющегося гробницей Филиппа Смелого, на ангелов, державших канделябры вокруг алтаря, на золотую фигуру архангела, несущею герцогское знамя. Катрин видела только Филиппа, его бесстрастное лицо, его немигающие серые глаза. Создавалось впечатление, что она окружена каменными лицами и черными статуями, и все они начинали фантастически вертеться…

Вверху голоса невидимого монастырского хора начали петь реквием, сочинение одного из приближенных Филиппа, Жака Вида. Казалось, эти слова были полны угроз и обвинений.

Nunc dimittis servim tuum, Doniine

Secundum verbum luum in pace.

Quia viderunt oculi mei salutare tuuill.

Теперь позволь твоему слуге, Господи,

Отойти с миром согласно

Слову твоему, ибо глаза мои

Увидели спасение души моей

И в этот момент Катрин неожиданно почувствовала, что она тоже может отойти… Она покачнулась. Эрменгарда торопливо обняла ее за талию, чтобы не дать ей упасть на пол во время церемонии, и крепко держала ее, помогая сохранять вертикальное положение.

— Глупая маленькая дурочка! — грубовато, но с нежностью прошептала она. — Ты должна была мне сказать!

— Что? — слабо прошептала Катрин.

— Что ты беременна! Это ясно написано у тебя на лице! А я ничего не заметила!.. Мужайся, уже почти все конечно, и я не дам тебе упасть.

Эрменгарда словно ожила, и Катрин подумала, что если бы не Эрменгарда, она могла бы неожиданно умереть…

Герцог Филипп, который все это время стоял в фамильной часовне слева от алтаря, передавал тело матери приору аббатства. Вскоре Маргарита Баварская должна была присоединиться к своему мужу, лежавшему под мраморной плитой… временной гробницы.

Катрин на мгновение почувствовала на себе взгляд Филиппа, и нежное, обеспокоенное выражение его глаз ободрило ее. Тошнота прошла, Катрин как будто передались силы Эрменгарды. Казалось, удушающая тяжесть в груди стала меньше… Почему именно в этот момент она случайно поймала взгляд Гарэна? Его глаза сверкали ненавистью, и она вздрогнула. Лицо казначея было лицом сумасшедшего. К счастью, жуткий момент быстро миновал.

Через несколько минут Катрин была уже на свежем воздухе, поддерживаемая крепкой рукой Эрменгарды.

Ночь была холодная и темная, но не было дыма горящих свечей и тяжелых облаков ладана, висевших в часовне.

— Тебе уже лучше? — спросила Эрменгарда.

Катрин ответила ей с благодарной улыбкой.

— Гораздо лучше, я так благодарна тебе. Если бы тебя не было, я стала бы посмешищем.

— Ба! Какая чушь! Но тебе следовало сказать мне, в чем дело. Герцог… знает?

— Нет еще!

Они направились к зданиям аббатства, которые располагались к югу и западу от часовни. Перед жилищем приора горели факелы в железных подставках, но остальная часть монастыря была погружена в темноту и молчание.

— Это зловещее место! — сказала, дрожа, Эрменгарда. Пойдем отсюда. Слава Богу, у меня хватило ума приказать моим людям доставить сюда носилки и ждать меня.

Возможно, я не смогла бы вернуться по этой дороге пешком, по снегу. Сообщить твоему мужу о том, что я забираю тебя с собой?