Изгнанник - Бенцони Жюльетта

К этому часу сумерки уже опустились, придав окрестностям еще более мрачный вид… Тем не менее, прежде чем вернуться дамой, Габриэль решил пройтись до того самого места, которое он и раньше, и теперь называл «замок», тем более что до него оставалось идти совсем немного… Обычно это составляло непременную часть его паломничества. Его собака, растянувшись в двух шагах от него, очень заинтересовалась пучком дикого щавеля, упрямо пустившего свои корни на краю маленького болотца, которое становилось озером, когда приходили затяжные осенние дожди. Он свистом подозвал ее. И так, друг за другом, они шли по тропинке. Когда-то это была прекрасная аллея, обсаженная благородными соснами, тянущаяся через графский парк. Аллея уходила все дальше, теряясь среди лесной поросли, колючих кустов ежевики и терновника. Путник подумал, что если бы не слово, которое он себе дал, то следовало бы давно вернуться и в следующий раз прийти сюда с косой и топориком, дабы иметь возможность сохранять верное направление.

После нескольких минут ходьбы взгляду открылся пейзаж, в центре которого вместо античного замка графа де Нервиль зияла пустота, окруженная пышными деревьями, скрюченными от бурь и суровых ветров.

Сейчас, как и раньше, когда он приходил на это священное место, сердце Габриэля сжалось. В такие минуты он хотел быть совершенно один на этой земле, чтобы испытывать подобные чувства: досада от пережитых страданий и злодеяний, которые происходили здесь в предыдущие эпохи, терзала ему сердце, но воспоминания эти были дороги ему, потому что по крайней мере он жил тут рядом с мадемуазель Агнес, Правда, при этом она оказывала ему немногим больше внимания, чем, скажем, своей кобыле или портретам в галерее. Но несмотря на это, Габриэль чувствовал себя счастливым, видев ее ежедневно, потому что тогда еще не ведал, что случится потом. А сейчас он так об этом сожалел!

Земля до сих пор никем как следует не была выровнена Оставалось несколько увесистых камней, выживших по сравнению с другими, которые были поглощены морем в широких запрудах Шербурга, согласно повелению последней из рода Нервилей. Их было множество у входа в винный погреб и подземелья. Они грудами были свалены у этих дыр, чтобы заблудившийся путник, по неосторожности не заметив их, туда не свалился, а теперь вот уже пять лет, как плющ и злаки хорошо прижились тут, придав окрестностям немного поэзии. Невдалеке медленно зарастало молодой зеленью огромное черное пятно от большого кострища, где в те дни огонь пожирал строительные балки, потолочные перекрытия и деревянные панели стен.

Габриэль направился к старинной коновязи, где он любил присесть и помечтать, вновь воскрешая в памяти прошедшие годы. И вдруг он заметил, что его опередили: какой-то человек, уже удобно устроившись там, сидел, наклонившись вперед, и держа свою трость между колен, и смотрел в даль.

Это был чужестранец, возможно, путешественник. Хотя никакого вьючного животного или другого средства передвижения не было заметно нигде рядом, его запыленные сапоги свидетельствовали о том, что он преодолел длинный путь, прежде чем оказался здесь. Погруженный в свои размышления, он не ждал прихода Габриэля, и поэтому тот смог внимательно рассмотреть чужестранца, пока полностью не удовлетворил свое любопытство.

Габриэль пришел к выводу, что это старый моряк. Он догадался об этом не только по его синей форме, натянутой на широкие плечи и свидетельствовавшей о большой физической силе, или по лицу, видимому только в профиль и напоминающему нос корабля, который лишь ураганные океанические ветры могли до такой степени закоптить, но и также по тем скрытым признакам, что всегда позволяют узнать мореплавателя. У Габриэля была когда-то маленькая сеть, благодаря которой он зарабатывал себе на жизнь, ловя ею рыбу. Поэтому он с полным основанием чувствовал себя собратом всех мореходов, особенно из Королевского флота, как это, без сомнения, было и в данном случае. По всему было видно, что чужестранец – дворянин. Его руки, сильные, но тонкие, обрамленные белыми кружевными манжетами, пренебрежительно изогнутые дугой губы и аккуратно причесанные каштановые, кое-где поседевшие волосы, собранные на затылке в пучок и убранные в мешочек из гладкой кожи, а также стянутые лентой из черного шелкового фая, говорили о том, что речь не идет о каком-то судейском крючке или о торговце. К тому же, лучше рассмотрев его, Габриэль заметил треуголку из дорогого фетра, обрамленную золотым галуном, покоившуюся рядом на покрытом мхом камне. Что мог делать здесь этот чужестранец?