Ночная тень - Коултер Кэтрин

Джулиан Сен-Клер, граф Марч, уселся рядом с Найтом в читальной комнате Уайт-клуба и без предисловий заявил:

— По городу пошли слухи, Найт. Самые неприятные. Возможно, все из-за того, что мы так громко высмеивали тебя и совсем не обращали внимания на тех дураков, которые вертятся рядом. Кроме того, нескольким таким посчастливилось видеть тебя в Пантеон-Базар.

Найт, отложив «Gazette», внимательно посмотрел на друга:

— Понимаю. Пожалуйста, продолжай, Джулиан.

— Мне отвратительно повторять это, но все считают Лили твоей любовницей, а малышку Лору Бет, естественно, твоей дочерью, К сожалению, у нее волосы почти такие же черные, как у тебя.

— Не замечал, но, по-видимому, ты прав, — кивнул Найт с ошеломленной улыбкой. — Однако глаза у нее темно-синие, совсем непохожие на мои.

— По-моему, сплетники не смеют утверждать, что все дети — твои. Ведь старшему уже девять, не так ли? Ты должен был обладать необыкновенной мужской силой к семнадцати годам, чтобы стать его отцом.

«А Лили тогда было всего десять, — подумал Найт, но ничего не сказал вслух, не желая, чтобы Джулиан узнал, как его кузен, женившись на пятнадцатилетней девочке, немедленно наградил ее ребенком».

Он попытался вслушаться в то, что говорил друг. Конечно, до самого Найта доносились какие-то слухи, некоторые знакомые холодно кивали при встрече, но он ни на что не обращал внимания. Какая бессмыслица! Никто из них не сделал ничего плохого, и он не давал себе труда задуматься над всей этой чушью. Однако, если Джулиан настолько встревожен, чтобы рассказать обо всем другу, значит, дело плохо. Хуже, чем плохо, невыносимо. Найт тихо выругался.

— Согласен, — кивнул Джулиан. — Все твои друзья и я тоже пытались рассказать правду, но это похоже на катящееся по склону колесо, и крупица истины мгновенно обрастает всякими домыслами. К несчастью, обществу просто нечем сейчас пощекотать себе нервы, никакого более пикантного скандала не случилось, и тут подвернулся ты. — Он усмехнулся:

— Никогда не видел свою жену в таком гневе. Она едва не убила леди Грегорсон вчера, на музыкальном вечере — отвратительно тоскливая штука, кстати говоря. Какое-то визгливое сопрано из Милана.

— Придется, видимо, отправить Лили И детей в Каслроз. Меня назначили их опекуном, так что Уродина Арнольд может забыть о своих сластолюбивых замыслах. — Я видел объявление в «Gazette». Это еще больше подлило масла в огонь.

Граф, которому было известно о появлении Арнольда, спросил, слегка нахмурившись:

— Надеюсь, этот тип умеет читать?

— Джулиан, тебе пора узнать, что дорогой Арнольд — настоящий сквайр, а его жена, к величайшему сожалению, — моя кузина. Конечно, спасибо за предупреждение, но…

— Но, — подхватил Джулиан, — ты уже знал о болтливых языках.

— Да, только это значительно хуже, чем можно было ожидать. Я не возил Лили ни на балы, ни на рауты, ни на музыкальные вечера только потому, что она в трауре по мужу и не любит оставлять детей одних. — Найт широко улыбнулся. — Кроме того. Лили боится, что Сэм заткнет все дымоходы и мы, кашляя и задыхаясь, вырвемся на улицу в холод и мрак в одних ночных сорочках.

— Но ты не носишь ночной сорочки.

— Значит, сгорю со стыда и приведу в смущение окружающих.

— Лили прелестна. Будь она некрасивой, сплетники, возможно, внимания бы на все это не обратили.

— Знаю. — Найт немного помолчал, задумчиво сложив пальцы домиком. — Самое странное в том, что она даже не сознает, насколько красива. Это приводит в замешательство любого, особенно мужчину, много лет вращавшегося в светском обществе. Я считал, что знаком с каждым трюком, каждым фокусом, каждым заговором, на которые способны лишь изобретательные умы маменек, желающих сбыть с рук дочек-невест. Да что я говорю, тебе самому все известно, ты столько же времени варился в этом котле.

— Верно, но не совсем. Ты действительно вынужден отослать их в Каслроз?

— Что же еще делать, черт возьми? Джулиан начал внимательно изучать аккуратно подстриженный ноготь.

— Думаю, ты мог бы жениться на Лили. Не ожидавший такого удара, Найт остался сидеть с открытым ртом, глядя на друга с таким видом, будто тот внезапно лишился разума, а заодно слуха и зубов.

— Мне еще нет сорока, — произнес наконец Найт, медленно и раздельно. — Мне двадцать семь. Остается еще тринадцать лет свободы, прежде чем я совершу… этот… поступок.