Возьми меня с собой - Филлипс Патриция

– Убирайся! Ты что, хочешь ее убить?

Человек-горилла испуганно попятился – словно дикий зверь, повинуясь кнуту дрессировщицы, волоча громадные лапы, обутые в мягкие туфли.

– Ну как, ты все еще не угомонилась? Все еще в боевом настроении? – сверху вниз глядя на поверженную, спросила Анна. Мадам неодобрительно поморщилась – лицо Дженни покрывали безобразные синяки и ссадины.

– Нет, уже нет, – с трудом шевеля опухшими губами, ответила Дженни.

– Вот так-то лучше. Здесь ты по крайней мере будешь сыта. И это уже кое-что, у многих и этого нет. К тому же работать тебе много не придется – дюжину мужчин за ночь, о большем не прошу. – Во время своего монолога мадам мясистым пальцем тыкала Дженни в разные места, пострадавшие во время избиения. Дженни только глухо стонала – все ее тело страшно ныло, превратившись в один сплошной кровоподтек. – Вот безмозглая скотина, – констатировала мадам, бросив на матрас грязное покрывало в заплатах. – По меньшей мере неделю я не смогу тебя использовать. На него никогда нельзя положиться. В таком виде тебя даже под пьяного подложить нельзя. Ну ладно, посмотрим, как ты будешь выглядеть к выходным. И считай, что тебе повезло – отпуск будет у тебя последним в жизни. – С этими словами Анна покинула комнату, неслышно ступая в бархатных туфельках.

Дженни не знала, сколько времени она провалялась в атом доме с дурной репутацией, в душной комнате на последнем этаже. Дни и ночи сливались в одну сплошную черную полосу – она не чувствовала ничего, кроме боли. Но когда боль отступила, Дженни пожалела о том, что пошла на поправку. Лучше смерть, чем то будущее, что ожидало ее и затрапезном саутуоркском борделе.

Несколько раз Дженни пыталась убежать, но всякий раз человек-горилла возвращал ее обратно. Наняв это безмозглое и жестокое создание для наведения порядка и вразумления мятежных рабынь, Анна – Твердыня Веры Господней сделала прекрасное приобретение. Вначале Дженни еще жила надеждой на то, что Мануэль отыщет ее и спасет, но один день сменялся другим, а спасение не приходило. Постепенно надежда покинула Дженни.

На золотом небе сверкающим шаром висело солнце. В такой славный сентябрьский денек хорошо бы побродить по травке, подышать воздухом, но все это теперь было не для нее. Другие пусть любуются поздними цветами в палисадниках и наливными яблоками в садах, до конца дней у нее будет лишь глоток воздуха из крохотного оконца и панорама Лондона за рекой.

Когда дверь отворилась, Дженни стремительно обернулась – мечты и воспоминания о счастье унесли ее прочь отсюда – обернулась, чтобы увидеть то, чего она так долго со страхом ожидала. Анна привела первого клиента. Им оказался совсем еще зеленый юнец, едва сумевший отрастить золотистые усики, которые он, следуя примеру Карла, то и дело подкручивал. Он был одет в синий бархатный камзол с позолоченными пуговицами. Батистовая рубашка пенилась кружевами. Перед ней был джентльмен, богатый джентльмен, и настолько пьяный, что свалился бы в дверях, если бы не поддержка хозяйки борделя.

– Вот она, милорд, самая красивая наша девушка! Да вы такой красавицы, могу поспорить, в жизни не встречали. Я ее кому попало не предлагаю, но видя, что вы такой красавчик, такой прекрасный джентльмен…

Анна заговорщически подмигнула пьяному молодцу, и он громко и глуповато рассмеялся.

– С виду славненькая, – с трудом ворочая языком, заметил молодой человек. – Девственница, наверное. Очень люблю девственниц.

– Конечно же, девственница, а как же еще! Веди себя как подобает, – наставительно сказала Анна, обращаясь к Дженни. – Этот клиент – легкий. И держись в тени, не лезь под лампу, – добавила она, окинув взглядом сине-желтые следы на лице Дженни. Кивнув напоследок, мадам ушла, оставив парочку наедине.

– Как тебя зовут? – спросил молодой человек, плечом прислонясь к стене, а лицо высунув в окно – его скорее всего мутило.

– Дженни.

– Красивое имя.

Они уставились друг на друга. Чувствуя, что пауза затянулась, молодой человек кивнул в сторону кровати, подмигнув Дженни, и пьяно рассмеялся. Дженни послушно подошла к кровати и залезла под покрывало. Молодой человек присоединился к ней не сразу. Вначале он врезался в стену, затем, посмеявшись над собственной неловкостью, предпринял вторую попытку, на сей раз ступая с особой осторожностью. Добредя до кровати, он схватился за один из четырех столбов, на которых держался балдахин, поставил ногу на приступку и, с улыбкой глядя на Дженни, вдруг спросил: