Люби меня вечно - Линдсей Джоанна

— Он пошел в отца, вот что я вам скажу. Старый Кэнстон в свое время был ужасным повесой.

— Чепуха, они просто долго не могут принять решение. Это у них семейное, знаете ли.

Такие разговоры или нечто похожее доносилось до Кимберли целый день: за поздним завтраком, на концерте, куда она ходила потом, за чаем ближе к вечеру и за ужином она либо слышала шепот, либо ее встречало глубокое молчание, говорившее о том, что разговор только что шел о ней. Иногда, когда ее присутствия не замечали, она слышала и громкие пересуды. Крепко сжав губы, она выскальзывала из комнаты для карт, чтобы не смущать собравшихся там, — пусть даже они этого и заслуживали.

Она сожалела, что стала объектом сплетен, — это было неприлично, но разыгранный этим утром спектакль, инициатором которого был Лахлан, не мог не пройти в Шерринг-Кроссе незамеченным.

Ясно, что завтра известие о случившемся разнесется еще дальше. По правде говоря, она бы не удивилась, если к концу недели разговоры дошли бы и до отца и он вскоре явился бы сюда, пылая гневом. В конце концов ее имя будет произноситься вместе с именем шотландца. Отец захочет выяснить, почему.

Неудивительно, что все рассказы о происшедшем были в чем-то неточными, — ведь это типично для сплетен. Переданный неоднократно из уст в уста рассказ изменился до неузнаваемости.

Согласно одной версии беднягу Говарда шотландец хорошенько отхлестал кнутом. По другой Кимберли разорвала с Лахланом помолвку — якобы из-за этого он обезумел, увидев ее с Говардом. В еще одном рассказе утверждалось, что виконту подбил глаз Джеймс Трэверс. Маркиз при этом не присутствовал, однако и его втянули в эту историю просто из-за того, что в последнее время он часто был с нею. А потом она услышала, что отказала Лахлану дважды, трижды… Один джентльмен даже утверждал, будто Макгрегор шесть раз делал ей предложение. Видимо, это было придумано для того, чтобы хоть как-то объяснить его ревность.

Ревность? Трудно было бы придумать что-то более абсурдное. Может быть, если бы дело касалось Меган… Но чтобы Лахлан ревновал ее, Кимберли? Она была с ним лишь однажды той ночью, когда оба выпили слишком много шампанского. Но с того времени они стали почти врагами. Его предложение, которое и предложением-то нельзя было назвать, оказалось запоздавшим и было сделано только для успокоения совести.

"Так, значит, ты хочешь, чтобы я на тебе женился?» Как ни толкуй, но искренним признанием это не назовешь.

Тогда почему же он накинулся на Говарда Кэнстона?

Теперь, когда у Кимберли было время об этом подумать (а она весь день ни о чем другом думать не могла), она заподозрила, что эти двое скорее всего поссорились — недавно, а может быть, и давно. Отношения их постепенно накалялись, поскольку они продолжали оставаться под одной крышей, и наконец это привело к взрыву. Причина их столкновения никакого отношения к ней не имеет; она просто имела несчастье присутствовать при том, как их терпению пришел конец, — в данном случае, терпению Лахлана.

Все произошло слишком стремительно, и она была совершенно потрясена. Может быть, заметь она приближение Лахлана, все сложилось бы по-другому. Но она была застигнута врасплох, поэтому отреагировала импульсивно.

Злом зла не поправишь.

Не надо было бить его зонтиком — она тут же об этом пожалела. Она оказалась не лучше Лахлана — пусть даже удар, сломавший ее хрупкий зонтик, ничуть ему не повредил.

Лахлан не ожидал нападения и был настолько изумлен, что даже заорал:

— Какого дьявола ты меня стукнула?

Может быть, если бы он на нее не заорал, Кимберли извинилась бы. Может быть. Но она была ошеломлена уже не только его поступком, но и своим собственным и поэтому ответила почти так же громко:

— А какого дьявола ты его стукнул? Это же Англия, а не твоя дикая Шотландия. Здесь люди имеют привычку разговаривать, а не пускать в ход силу!

В ответ на этот образчик идиотического просвещения он очень пристально посмотрел на сломанный зонтик, который она продолжала сжимать в руке, потом сардонически приподнял бровь — и ее лицо залилось густой краской стыда. И на тот случай, если она не до конца осознала происшедшее, он еще презрительно добавил:

— Прекрасно умеешь разговаривать, милочка, просто прекрасно.

Потом Лахлан удалился, не сказав больше ни слова, всем своим видом показывая, что он в ярости. Кимберли в тот день его больше не видела — да и Говарда, если на то пошло, тоже. Виконт не мог оправиться от удара добрых десять минут. Он тоже был зол, но кто мог его в этом винить? Хотя он весьма старательно пытался не выказать гнева, взгляд его темно-голубых глаз, вернее, одного глаза, заставил ее похолодеть.